Задыхаясь, словно в бреду, я зашептал:

– Небеса мои —
Там, где Джульетта. Каждый пес, иль кошка,
Иль мышь презренная, любая тварь
Здесь может жить в раю – Джульетту видеть;
Один Ромео – нет!^[27]

Я наполнил сердце воспоминаниями о ней, как делал всегда. Блеск в ее зрачках, улыбка, привычка убирать волосы за ухо, когда они падали на учебник; привычка после еды отряхивать ладонь о ладонь; как она засыпала, сидя у моей кровати; как подрагивали ее губы, когда ей что-то снилось… Однако воспоминания истлевали. Моя память заимела скверную привычку предавать меня.

Сердцебиение замедлялось, я уже успокаивался, но чувствовал – следующий приступ я не переживу. Лазурные глаза в моей памяти теряли четкость. Черт побери, я должен найти свою камеру!

– Ты разговариваешь с Богом?

Я уже забыл о присутствии девочки. Откинул голову назад, ощутив прохладу стены на затылке. Расслабил веки, приоткрыл глаза.

– Нет.

– С Аллахом разговариваешь?

Я непроизвольно сжал губы. Покачал головой, глядя на нее.

– Тогда с кем? – не унималась девочка.

Я тяжело вздохнул:

– С Джульеттой.

Малышка нахмурила брови:

– А Джульетта – это что?

Сердце под моей ладонью спокойно отстукивало это имя.

– Джульетта… Джульетта – это всё… – пробормотал я.

Тишина продлилась всего несколько секунд.

– Я иногда разговариваю с папой.

Я снова повернулся к ней.

– А где твой папа?

Хрупкие плечики передернулись:

– Умер. – Не дав мне отреагировать, она продолжила: – Джульетта тоже умерла?

Я опустил голову. Убрал ладонь от груди. Глубоко вдохнул, поднялся и отряхнул с себя мелкую пыль. Снова сжал маленькие пальчики девочки.

– Идем, – сказал я, делая вид, что не услышал ее вопроса.

Перед выходом нас окликнул продавец. Должно быть, мы производили странное впечатление. Я уже открыл рот, чтобы огрызнуться по-испански, но малышка опередила меня.

– Que tengas un buen día, señor^[28], – проговорила она тоном, не оставляющим места для возражений.

Я невольно улыбнулся. Она явно была не по годам взрослой. У выхода, перед тем как снова нырнуть в толпу, девочка откинула рыжеватые волосы, и я повернулся к ней:

– Как тебя зовут, малышка?

Перед ответом она закатила глаза – точь-в-точь как мать. Затем пропела голосом, достойным актрисы:

– Роза.

Я улыбнулся:

– Mucho gusto^[29], Роза. Меня зовут Ромео.

Роза попыталась скрыть улыбку, но сверкающие зубки уже выдали ее.

Глава 6. Удача

После того как я успокоился, мыслить стало легче, и я начал видеть ситуацию яснее. Мой мозг, наконец избавившийся от навязчивых голосов, теперь ругал меня последними словами за то, что я ввязался в эту авантюру. И был прав… Какого черта я вообще рискую собой из-за какой-то прицепившейся ко мне девчонки?

– И, сеньор, вот по этим самым причинам бронзовая статуя медведя, тянущегося к плодам земляничного дерева, имеет огромное значение для нашего города. Кроме того…

Я скривился. Мы снова были на центральной площади. Нам было сказано оставаться здесь до сиесты, не привлекая внимания. Мы не стояли в самой людной части площади, но и не прятались в укромных уголках – выбрали что-то среднее, пристроившись в относительно безопасном месте. А теперь эта малышка, которая уже не держала меня за руку, уселась у моих ног и с важным видом учителя что-то взахлеб рассказывала на ломаном испанско-турецком.

Я прервал ее:

– О чем ты вообще толкуешь?

Она сжала челюсти, демонстративно сдерживаясь, и встряхнула своими жесткими волосами. Потом пробормотала что-то себе под нос. Мне пришлось наклониться и прислушаться.

– Чтобы не вызывать подозрений, я делаю вид, что провожу тебе экскурсию, – заявила Роза уверенно.

Я скептически посмотрел на ее маленькое личико. Мы находились недалеко от статуи медведя, и, когда рядом остановился какой-то мужчина, девочка тут же затараторила:

– ¡Dios mío! Как я могла забыть рассказать вам об этом, сеньор? В новогоднюю ночь у этой башни собираются люди и едят виноград!

Я еле сдержал смех. Она так профессионально играла свою роль, бросая украдкой взгляды на мужчину, что, несмотря на возраст, ее вполне могли бы нанять в экскурсоводы. Не хотелось признавать, но эта малышка меня развлекала. Я прочистил горло:

– А зачем они едят виноград, сеньорита Роза?

Хороший спектакль требует достойного партнера. Она улыбнулась, довольная тем, что я поддерживаю игру, и снова защебетала:

– Por suerte…^[30]

Когда мужчина отошел, мы сделали несколько шагов назад. Я поправил ремень рюкзака:

– Удача, значит… То, что нам сейчас нужно, не так ли, маленькая леди?

Она тоже поправила свою сумку:

– Если ты будешь привлекать чуть меньше внимания, нам не понадобится удача, сеньор.

Мы прислонились к стене одного из зданий на площади. Я нахмурился и посмотрел в ее слишком умное личико:

– И что же во мне такого привлекающего внимание?

Роза ткнула пальчиком в мою грудь:

– Ты что, не видишь? Ты выглядишь как нездешний.

Она явно мнила себя взрослее, чем была. Ладно, признаю – мои зеленые штаны с кучей карманов, мешковатая белая футболка и слегка отросшая щетина действительно придавали мне вид путешественника. Но я все еще был в неплохой форме – об этом можно было судить по взглядам некоторых женщин. Одним словом, поводов для насмешек не было. Я присел на корточки, чтобы оказаться с ней на одном уровне:

– Потому что я и есть нездешний, маленькая леди. И, чтобы ты знала, это ты привлекаешь внимание своей игрой в экскурсовода. Ни один турист не позволит, чтобы его водила за собой какая-то девочка-с-пальчик.

Розино лицо вытянулось, а настроение испортилось. Заметив это, я почувствовал себя виноватым. Откинул ее рыжие пряди, открыв розовые щеки и грустные круглые глаза. Ни следа той болезненной бледности, что была несколько часов назад.

– Не расстраивайся, Роза. Когда вырастешь, из тебя выйдет отличный гид. У тебя талант. Ммм… как это говорят… – Я приложил пальцы к подбородку. – ¡Eres increíble!^[31]

Когда я с типично испанской экспрессией взмахнул руками, Роза подняла на меня взгляд и улыбнулась во весь рот. Ее передние зубы были крупнее, чем положено, что делало ее еще милее. Когда она улыбалась, темно-синие глаза тоже смеялись. Но от этого у меня сжалось что-то внутри. Я поднялся и накинул рюкзак на плечо.

– Кстати, об удаче… Давай уже двинемся к тому месту, о котором говорила твоя мать. Времени осталось мало – скоро улицы опустеют.

Она послушно кивнула и на этот раз, как подобает ребенку, вложила свою ладошку в мою. Через несколько шагов я поймал себя на том, что невольно улыбаюсь.

Чем дальше мы уходили от площади, тем больше закрытых на сиесту магазинов встречалось на пути. С помощью Розы мы вскоре нашли нужное заведение. Оно, как и все остальные, казалось погруженным в послеобеденный сон. Я ожидал, что дверь будет заперта, но нет – деревянная створка со скрипом поддалась, а колокольчик над входом мягко звякнул. Я заглянул внутрь. Там было полутемно, окна затянуты шторами, сквозь которые пробивались лучи света, подсвечивающие пыль в воздухе.

Я потянул Розу за собой, и мы шагнули в помещение. Как только дверь за нами закрылась, раздался голос:

– ¡Estamos cerrados!^[32]

Хозяин голоса не показывался, выжидая. Наверное, надеялся, что незваные гости уйдут. Но мы не шелохнулись, и тогда он повторил громче:

– ¡Hora de la siesta!^[33]

Мы по-прежнему не двигались с места. Роза посмотрела на меня – даже в полумраке я видел беспокойство в ее глазах. Наконец из-за дальней двери высунулась голова.

– Siesta time, amigo!^[34] – буркнул мужчина, видимо решив, что я не знаю языка.

– Мы друзья Мигеля, – сообщил я на своем корявом испанском.

Он закатил глаза, пробормотал что-то себе под нос и направился к бару. Там снял трубку таксофона, быстро проговорил несколько слов и резко положил ее. Вместо того чтобы уйти, остался за стойкой, налил себе выпивку, взял пульт и включил футбольный матч на висящем на стене телевизоре.

Мы постояли еще немного, потом отошли к дальнему столику и сели. Я сбросил рюкзак, Роза поставила свою сумку на соседний стул. Я догадывался, что она проголодалась, но мысль о том, что теперь придется еще и кормить этого ребенка, не вызывала во мне энтузиазма.

Наш обет молчания продержался недолго. Вскоре Роза уже напевала себе под нос и играла с солонками на столе. Смотреть в ее синие глаза становилось все менее тягостно. После приступов я обычно чувствовал себя одновременно разбитым и сильным. Сейчас было то же самое: с одной стороны, я понимал, что сил идти и искать камеру сейчас у меня просто нет, с другой – ощущал какую-то странную смелость, которой хватило, чтобы не прятаться от детского взгляда.

– Скажи-ка, где ты так хорошо выучила турецкий?

Игра с солонками прекратилась. Роза помолчала, посмотрела на меня и пожала плечами.

– У мамы, – ответила она, как будто это было очевидно.

– А твоя мама где его выучила?

Она поставила солонку на стол и на секунду задумалась.

– Наверное, от своих родителей. – Она замолчала. – Разве в Турции не говорят по-турецки?

Мне нужно было уточнить:

– То есть твои мама и папа – турки?

Роза снова пожала плечами:

– Только мама.

Мысль о том, что ее отец умер, заставила меня замолчать. Я знал, как тяжело говорить о потере. Неважно, ребенок ты или взрослый, – горе одинаково больно. Так что я решил сменить тему на менее тяжелую:

– Как давно ты болеешь?

Она надула губы:

– Не знаю. Я не помню, чтобы была здоровой.

– А сколько тебе вообще лет?

– Siete^[35].

– Выглядишь младше.

– Я недоношенная, развиваюсь медленно, – ответила она с почти взрослой обидой в голосе.

Я еле сдержал улыбку. В общем смысле она была права: ее тело отставало в развитии, но характер явно опережал возраст. Наверное, из-за сердца.

– Хочешь, чтобы я заказал тебе что-нибудь поесть? Или, может, тебе нужно принять лекарство?

– Грасиас^[36]. – Роза взглянула на розовые цифровые часы на руке. – До лекарств еще два часа. – В ее взгляде снова появилось что-то слишком взрослое. – И я не принимаю еду от тех, кому не доверяю.

Она взяла салфетку со стола, разложила ее перед собой, затем открыла сумку и достала прозрачный пакетик с изначально круглыми, но теперь напрочь переломанными печеньями. Открыла зип-лок, вытащила одно и снова закрыла. Видно, это был привычный ритуал. Пока она ела, я не выдержал:

– Уверена, что не хочешь что-нибудь попить?

Роза бросила взгляд на ворчуна у бара, потом стрельнула в меня взглядом своих синих глаз и высокомерно покачала головой:

– Estoy segura^[37].

Видимо, бармен тоже не прошел ее «тест на доверие». Меня задело то, что меня ставят с ним на одну доску, и я пожал плечами:

– Bueno…^[38]

Нельзя потакать капризам маленькой девочки. Даже если она очень милая.

Роза откусила всего пару раз, потом резко отряхнула ладонь о ладонь. Я оцепенел. Ее двойник мигом всплыл в моей памяти. Я сжал челюсти, закрыл глаза и опустил голову. Приступы раньше не приходили так часто. Я справлюсь.

Пока я тряс головой, дверь заведения открылась.