Яркий дневной свет ворвался внутрь, а колокольчик над дверью звонко тренькнул. В бар вошел невысокий щуплый мужчина. Он сразу направился к бармену, и тот что-то недовольно буркнул. Незнакомец резко обернулся, его взгляд упал на Розу, жующую печенье. Он замер, потом заметил меня и удивленно приподнял брови. Видимо, ожидал увидеть кого-то другого.

Роза заметила его, шустро – вполне в духе детей – соскочила со стула и бросилась к нему.

– Ола, Мигель! – пропела она.

– Ола, Розалита!

Пришедший подхватил ее, но в его улыбке сквозила тревога. Он был одет в простые джинсы и белую рубашку с коротким рукавом. Видимо, бежал сюда под мадридской жарой – лоб и подмышки у него вспотели.

– Donde está tu madre Rosa?^[39]

Девочка слезла с его рук и, снова напустив на себя взрослый вид, перевела взгляд на меня. Мигель, сев напротив, тоже изучающе осмотрел меня, потом спросил:

– Puedes hablar español?^[40]

Я провел рукой по затылку:

– No tan bien… Así así^[41].

Как только я это сказал, бармен что-то громко проворчал по-испански. Я не успел расшифровать, что именно, но Роза наклонилась ко мне и прошептала:

– Он только что сказал Мигелю: «Ты взбаламутил всех турков в городе, этак тебе самому скоро обрезание сделают!»

Я еле сдержал смех. Видимо, бармен не рассчитывал, что я пойму. Я заправил прядь рыжих волос Розы за ухо и прошептал:

– Спасибо, мой дорогой гид, но перевод мне пока не нужен.

Она, кажется, хотела пожать плечами, но передумала и шепнула:

– А мне нужен. Что такое «обрезание», Ромео?

Такого я не ожидал. Отстранился и посмотрел на нее:

– Это не касается девочек, Роза.

– Диос мио! Все, что касается мальчиков, касается и девочек, сеньор!

Она смотрела на меня вызывающе, и я понимал, что в чем-то она права. Но не в этом. Но тут вмешался Мигель, по-турецки спросив:

– Откуда ты знаешь Ясмин?

Я удивился. Роза гордо выпрямилась.

– В моей семье – хорошие учителя турецкого, – сказала она, с удовольствием усаживаясь на стул.

Ее грамматика и произношение хромали, но говорила девочка вполне понятно. Пока Роза доедала печенье, Мигель ждал ответа. Что-то в его взгляде побудило меня довериться этому человеку, и я вкратце рассказал, что произошло у церкви. Он слушал молча, потом кивнул, встал и направился к бару. Вернулся с двумя стаканами и большой кружкой молока.

Один стакан он поставил передо мной. Кружку – рядом с салфеткой Розы. Девочка улыбнулась во весь рот и поблагодарила его, а затем залпом выпила молоко. Вытерла «усы» салфеткой и встала из-за стола. Я тем временем сделал первый глоток. Мигель следил за Розой, которая поправляла солонки на других столах.

– Девочка тебя любит.

Мигель повернулся ко мне, а я продолжил:

– И ты хорошо с ней ладишь. Признай, с ней не так-то просто найти общий язык.

Мигель улыбнулся. Я был готов поспорить, что он согласен. Он сделал большой глоток из своего стакана и, глядя на Розу, которая с маниакальной аккуратностью выравнивала солонки, сказал:

– Ее отец… me salvó la vida^[42]. Мы с ним дружили. У Мигеля не так много друзей. – Он улыбнулся слегка смущенно, потом продолжил: – Me quería^[43]. И я любил его. Любил все, что было связано с ним. Он ушел, а я продолжаю любить. – Он вздохнул и покрутил стакан, разглядывая остатки жидкости на дне. – Когда кто-то уходит, любить воспоминания тяжело. Но это делает тебя сильнее. Нельзя забывать.

Мигель прикоснулся указательным пальцем к виску:

– Aquí…

Потом тот же палец нацелился на меня, указывая прямо на сердце.

– …y aquí^[44].

Я опустил голову, глядя на место, куда он указал. Мою татуировку будто защипало, как свежую.

Любить воспоминания тяжело… но это делает тебя сильнее.

Я подавил желание прикоснуться к тату и повернулся к Мигелю:

– Ты мне нравишься, амиго.

На его лице снова появилась смущенная улыбка:

– Видимо, я вообще нравлюсь туркам.

Я подмигнул, прежде чем сделать еще один глоток:

– Если турки тебя так любят, твой упитанный друг за барной стойкой, возможно, прав. Тебе стоит поберечься. У нас специфические методы.

Мы рассмеялись, как старые друзья. Казалось, ему это приятно. Признаюсь, мне тоже. Одиночество хорошо, когда ты сам его выбираешь. Но отсутствие друзей всегда оставляет пустоту.

Однако тут дверь заведения тихо открылась, и наконец появился тот, кого мы ждали.

Вошла Ясмин, и бармен фыркнул, а я вздохнул с облегчением. Я боялся, что рыжая малышка так и останется висеть на моей шее, да и время сиесты подходило к концу.

Женщина лишь мельком взглянула на дочь. Я ожидал более яркого проявления радости от матери, которая доверила своего ребенка незнакомцу. Но Ясмин шагала к нам с совершенно бесстрастным видом.

Я только сейчас заметил, что она в свадебном платье, прикрытом тонким зеленым кардиганом. Яркие рыжие волосы в сочетании с зеленым делали ее похожей на тропический цветок. Загадочный цветок…

Не успела она сесть, как я резко начал:

– У этой девочки проблемы с сердцем.

– Диос мио, – закатила глаза Ясмин, скрестив ноги. – Ты так и не научился начинать разговор с «Ола», чико?

Я открыл рот, но Мигель опередил меня:

– Ола, Ясмин.

Ясмин посмотрела на меня и указала на Мигеля:

– Видишь? Это не так сложно.

Она с преувеличенной душевностью поприветствовала Мигеля, и тот покраснел, спешно допивая свой напиток.

– Хватит играть в слова. Я говорю, девочка больна!

Я потянулся к своему стакану, но Ясмин отодвинула его. Ее настроение испортилось:

– Тебе-то откуда знать? Ты что, врач?

Я бы хотел, чтобы мой ответ прозвучал увереннее:

– Ладно, забудь. Лучше объясни, зачем ты похитила больного ребенка.

– Я не похищала больного ребенка! Я спасала свою дочь.

Меня это не удовлетворило. Я считал, что заслуживаю большего, чем поверхностные объяснения.

– Человек, за которого я должна была выйти замуж, держал ее в заложниках. Мне нужно было дождаться, пока он отвлечется.

– Поэтому ты решила выйти за него замуж?

– Нет. Я хотела, чтобы он думал, что я за него выйду.

Я не видел особой разницы. И уже собирался снова перейти в атаку, но почувствовал теплое прикосновение к своей руке:

– Мама сделала это, чтобы достать мои лекарства, Ромео.

Я понял, что Роза стоит рядом, только когда она заговорила. Она была расстроена. И, что хуже, явно чувствовала себя виноватой.

Девочка отвела свои синие глаза от матери, и ее пальцы отпустили мою руку. Мне хотелось обнять ее и сказать, что ее болезнь – не ее вина. Но вместо этого я повернулся к Ясмин:

– Что это за лекарства?

Казалось, женщина запрятала свои эмоции так далеко, что никто не смог бы добраться. Прежде чем ответить, она потянулась к моему стакану и допила то, что там оставалось.

– Лекарства для сердца. Дорогие, и они есть только у этого мерзавца.

Мигель встал и взял Розу за руку:

– Vamos a jugar algunos juegos, Rosalita^[45].

Пока они шли к мишени для дартса в дальнем углу, я подумал, что девочка держится за руку Мигеля, как за перила безопасности.

Ясмин мрачно смотрела в пустой стакан.

– Я не могла выбрать лучшего дня, чтобы отвлечь его и забрать дочь. – Она говорила наполовину со мной, наполовину сама с собой.

Я наблюдал, как Роза бросает дротики и промахивается. В моей голове снова всплыло воспоминание о ее посиневших губах, хриплом дыхании…

– И что теперь? Какие у тебя планы?

Меня это не касалось, но было интересно.

– Я забрала ее. Но не нашла лекарства. Этот ублюдок их перепрятал.

Она поднесла стакан к губам, хотя знала, что он пуст. Последние капли стекли по стенке.

– Мне нужно отвезти ее в Италию. В Рим.

– Зачем?

– Это наш единственный шанс сделать так, чтобы она больше не нуждалась в лекарствах…

Мигель, пытаясь вытащить дротик из доски, запнулся и ударился боком о стол. Роза хихикнула. Этот звук невольно заставил меня улыбнуться.

– Что именно ты собираешься делать в Риме?

Ясмин подняла голову и вскинула бровь, уставившись на меня:

– Почему ты спрашиваешь? И почему ты вообще еще здесь? Ты сдержал слово. Мигель на месте, так что ты можешь уйти и не оглядываться.

Она была права. Я мог уйти. И должен был.

Мой взгляд упал на хихикающую Розу. Когда взгляд синих глаз, обрамленных рыжими волнами, встретился с моим, я сглотнул. Хотелось верить, что с ней все будет хорошо. Что бы ни ждало ее в Риме, я надеялся, что это поможет.

Я повернулся к Ясмин:

– Да, я сдержал слово. А ты – нет. Я не уйду без своего фотоаппарата!

Ясмин ничего не ответила. Прищурила свои карие глаза и изучающе смотрела на меня. Будто взвешивала что-то.

Потом с усталым безразличием скривила губы:

– Если у тебя есть бумага и ручка, я продиктую тебе адрес. Или запомни его.

Я нахмурился:

– Ты обещала принести мне фотоаппарат, а не дать адрес!

Роза и Мигель вернулись к нам. Они смотрели то на меня, то на Ясмин, пытаясь понять, о чем мы спорим. Ясмин откинула рыжие волосы и с надменным видом закатила глаза:

– Dios mío! Я сказала, что найду камеру, и сейчас говорю, где она. Так что записывай адрес, поднимай свою турецкую задницу и проваливай. У нас нет времени, нам нужно уходить. И я не могу возиться с твоей камерой!

Я отодвинул стул и ударил кулаком по столу, но в этот момент дверь заведения с грохотом распахнулась, и внутрь ворвались люди.

Увидев черный металл в их руках, я вскочил в панике. Не думая, потянул Розу к себе, и она инстинктивно обхватила мою ногу.

Теперь мне действительно понадобится удача.

Глава 7. Фуэго

Бывают моменты, когда тебя затягивает в водоворот событий, и ты уже не в силах что-либо изменить. Ты плывешь по течению, даже не пытаясь сопротивляться. С того самого момента, как я переступил порог той церкви, я, кажется, попал именно в такую воронку. Каждый мой неверный шаг уносил меня все дальше в пучину. И вот теперь меня, будто куклу, тащат под локти вооруженные люди…

Я попытался стряхнуть грубые руки испанца, пихавшего меня в спину, но безуспешно. Никто из них даже не думал быть вежливым, когда вталкивал нас в роскошный особняк, у ворот которого я ждал несколько часов назад. Вокруг дома стояло множество машин. В саду толпились гости, а по ухоженному газону бегали дети. Празднество, как я понял, проходило в глубине сада. Видимо, всех, кому не хватило места там, оттеснили ближе ко входу – детей и тех, чьи голоса не хотели слышать.

Страннее всего было то, что никто из присутствующих не удивился нашему появлению под конвоем. Ни один человек не удосужился даже бросить на нас любопытный взгляд.

Когда мы вошли в каменное здание, внутри ощущалась приятная прохлада, будто сюда не проникал жар с улицы. Это место, напоминавшее замок, казалось, отпугивало не только людей, но и само солнце.

Мы прошагали сквозь толпу охранников в черном и оказались в роскошном зале. Глухие звуки музыки и гул разговоров доносились откуда-то издалека. По команде человека позади меня мы остановились, и я наконец стряхнул его толстые пальцы. Несколько конвоиров вышли, остальные собрались в углу, сохраняя дистанцию.