– Вы итальянка? – спросил он. Анна вспыхнула и непонимающе смотрела на него, пока он не поправился: – Нет, американка, конечно, но корни… В семье есть итальянская кровь?

Сообразив, о чем речь, она засмеялась:

– А-а, нет. По крайней мере, мне об этом неизвестно. Вот моя семья. – Она обвела рукой стол, указывая на румяные англосаксонские лица.

– В самом деле? – сдвинул брови официант.

В ресторан вошли новые посетители – пожилая чета, очевидно, из числа постоянных клиентов. Супруги помахали официанту в знак приветствия.

– Un momento!^[13] – извинился он и побежал усаживать их за столик, оставив Анну гадать, кем, черт возьми, он видел ее за этим столом, если не членом семьи. Подружкой Бенни? Гидом-экскурсоводом?

– А вы мило болтали. – Николь покосилась на Анну, отчего пластырь на лбу сморщился. – Не вздумай снова устроить нам Хилтон-Хед.

Анна медленно выдохнула через нос, мечтая лишь, чтобы наконец уже подали вино.

– Николь! – изобразила потрясение мать.

Николь пожала плечами – сама невинность. Бенни закашлялся в салфетку и отвернулся, зато его приятель так и подался вперед, весь обратившись во внимание. Анна не сомневалась, что Кристофер непременно зацепится за отсылку к Хилтон-Хед-Айленду – что это за семейный отдых Пэйсов, если в первый же день ей не припомнят Тот Случай? – однако вместо этого он осведомился:

– Как ты выучила итальянский?

В устах любого другого человека этот вопрос прозвучал бы как дружелюбное начало беседы, но Кристофер всегда и обо всем спрашивал так, будто вел допрос. Что было тому причиной – голос? Отсутствие модуляций? И еще эта его причесочка. Этот пробор.

– Через «Дуолинго».

Кристофер фыркнул.

– А серьезно?

– Это правда, – подтвердил Бенни. – В прошлом году к нашей поездке в Долину Луары Анна таким же образом выучила французский.

– Ты учила язык в старших классах, – обличил ее Кристофер.

Анна озадаченно рассмеялась:

– Какой из них? Французский?

– В школе она учила испанский, – сообщил Бенни.

– Невозможно овладеть иностранным языком через приложение, – упирался Кристофер.

– Для Анны – возможно.

– Говорят, «Дуолинго» – хорошая штука, – встряла Николь. – Правда, лично я не пробовала.

Джастин метнул на жену быстрый взгляд и спрятал усмешку.

– Тетя Анна учит меня итальянскому! – похвасталась Уэйверли, пиля ножом стол.

– И меня тоже! – не потерпела несправедливости Мия.

Уэйверли закатила глаза. Николь отняла у нее нож и убрала его на дальний край стола, испепеляя Анну глазами, словно та, помимо итальянского, учила ее дочь плохим манерам.

Молодой официант принес вино трех разных сортов, а для девочек – апельсиновый лимонад в стеклянных бутылках с торчащими из горлышка яркими полосатыми соломинками.

– Вообще-то Кристофер прав, – признала Анна и бросила на официанта откровенно кокетливый взгляд. А почему бы и нет? – Grazie mille^[14]. – Она снова повернулась к столу. – На самом деле я не владею итальянским. Как и французским. То есть не владею свободно.

– Ой, да прекрати, – укорила ее мать с другого конца стола, затем обратилась к Кристоферу: – Еще она говорит на немецком, а в старшей школе победила на олимпиаде по испанскому.

– Самая светлая голова в семье, – пробормотал отец. Всякая гордость, некогда сквозившая в этих словах, давно померкла. Теперь похвала звучала скорее осуждающе.

– Две тысячи триста девяносто баллов на отборочном тестировании. Из двух тысяч четырехсот. – Мать продолжала светиться от гордости. Ты моя хорошая.

– Не может быть. – Кристофер одним глотком осушил половину бокала, который наполнил красавчик-официант. – Максимальный балл – тысяча шестьсот.

Он торжествующе выпрямился, словно выиграл матч-пойнт в каком-то воображаемом турнире у себя в голове.

Анна не отказала себе в удовольствии пояснить:

– Видишь ли, ты слишком молод и не застал то время, но был короткий период, когда результаты по английскому суммировали с баллами по остальным предметам, так что максимальный балл составлял… – Пожав плечами, она умолкла.

Кристофер рывком повернулся к Бенни:

– А у тебя сколько?

Бенни неторопливо покрутил вино в бокале.

– Две триста.

Кристофер выглядел оскорбленным. Он снова посмотрел на Анну:

– В каком колледже ты училась?

Тут он рассчитывал ее обскакать и, хоть пока этого не знал, был близок к победе.

Вернулся официант с кувшином воды. Он уже развернулся, чтобы уйти, но Анна легким прикосновением задержала его, тронув кончиками пальцев золотистую поросль на загорелой руке, и предложила сидящим за столом сделать заказ.

Девочкам пришлось подсказать, как произносится per favore^[15], зато, когда красавчик-официант задорно им подмигнул, оценив старания, обе захихикали, как сумасшедшие. Николь и отец попросили Анну перевести название каждого ингредиента, а потом поменять состав заказанных ими чертовых блюд, что Анна и сделала с извинениями на итальянском.

Красавчик мило отшутился в ответ и скрылся на кухне.

– Так что насчет колледжа? – Кристофер буравил Анну взглядом. – Где ты училась?

– В Гарварде, – сказала она.

Кристофер разочарованно нахмурился, но зря – Анна еще не договорила.

– А потом в Род-Айлендской школе дизайна. А потом нигде.

До Кристофера не сразу, но дошло.

– У тебя нет диплома?

– Нет. Бросила учебу.

– Ты вполне можешь восстановиться. – Мать потянулась через стол к ладони Анны, но расстояние было слишком велико. – Тебе всего тридцать четыре!

– Спасибо, но – нет, мам, – сказала Анна. – Мне и так нормально.

– Мы угрохали кучу денег на твое образование, – проворчал отец. – Могла бы уже и потрудиться ради диплома.

– Я, например, училась в университете штата Огайо, – вставила Николь, потягивая просекко. – И моя учеба обошлась в восемь раз дешевле Гарварда.

– Ты отказалась от поступления в Гарвард? – бесстрастно поинтересовался у жены Джастин. – Ты мне не говорила.

Николь прожгла его взглядом. Джастин невозмутимо достал из стоявшего на полу «папского» рюкзака бумагу и цветные карандаши для дочек.

Под восхищенные охи и ахи Пэйсов подали еду. Особенный восторг вызвала пицца – Анна тоже ее заказала, благоразумно присоединившись к племянницам. Она предпочла пиццу с анчоусами, непотрошеными, с головками и всем прочим. Вытащила из расплавленного сыра одну рыбку и закинула в рот, наслаждаясь солоноватым вкусом и хрустящей текстурой. Бенни брезгливо наморщил нос и слегка отодвинулся.

– Это вкусно, попробуй! Ну давай же, слабак! – Анна сунула брату под нос другую рыбку, и Бенни наконец-то рассмеялся. Она облегченно выдохнула.

– Все хорошо? – по-английски спросил официант, через некоторое время подойдя к столу Пэйсов.

Дворик постепенно заполнялся. Официант положил ладонь с широко расставленными пальцами на спину Анны. Она не возражала. Сколько займет путь от Монтеперсо до виллы, если добираться пешком? – опять прикинула она. Или, может быть, утром он подбросит ее на машине?

Не вздумай снова устроить нам Хилтон-Хед.

– Molto bene, – ответила Уэйверли, чрезвычайно довольная собой.

Николь изумленно уставилась на дочь.

– Где вы остановились? – любезно спросил официант.

– На вилле «Таккола», – сообщила мать.

Молодой итальянец замер и быстро убрал руку со спины Анны. Ему словно плюнули в лицо.

Анна подняла глаза: он по-прежнему улыбался, но теперь его улыбка выглядела приклеенной. Анна готова была поклясться, что лампочки на гирлянде позади него разом потускнели. Мать уловила беспокойство официанта.

– Знаете, где это? – Ее улыбка дрогнула.

– Да, – сказал он, потом смутился и затараторил на итальянском, обращаясь к Анне: – Мой дядя, он смотритель виллы. Иногда он берет меня с собой, я помогаю ему… навести порядок.

Анна еще не успела перевести семье сказанное, а официант уже исчез. Народу в заведении прибавилось, и все же Анна догадывалась, что необходимость рассадить посетителей – лишь предлог побыстрее закончить разговор. Более того – сбежать от них. Как будто они больны и кашляют, а он не желает заразиться.

Кристофер перегнулся через Бенни и посмотрел Анне в глаза:

– Когда придет, спроси его о башне.

– С чего тебе так далась эта башня? – фыркнула Николь.

Анна порадовалась, что вопрос заинтересовал не только ее.

– У меня есть теория, – заявил Кристофер, и Бенни, откинувшись на спинку, закрыл глаза, словно мучился головной болью. Значит, уже слышал «теорию». – В башне находится хозяйская спальня, это лучшая комната во всем доме, но ее открывают только для больших групп или за дополнительную плату. Если дело в деньгах, беру расходы на себя. Буду рад внести свою лепту. Просто спроси его, сколько это стоит.

Кровь отхлынула от лица матери и одновременно прихлынула к лицу отца. Непростая ситуация.

– По-моему, это просто кладовка, – вставила Анна, бросив взгляд на отца в надежде, что тот верно истолкует безмолвный призыв успокоиться. – Но я, конечно, спрошу.

Бенни что-то зашептал на ухо Кристоферу, накрыв ладонью его запястье. Кристофер отрицательно мотнул головой.

Не дожидаясь, пока обстановка накалится до предела, Анна встала из-за столика и направилась в уборную. По дороге с вялым интересом окинула взглядом внутренний зал ресторана – не мелькнет ли красавец-официант, – но тут чьи-то мозолистые пальцы взяли ее за локоть, и она, вздрогнув, обернулась.

– Mi scusi^[16]. – Это был старик, который вместе с женой сидел за соседним столиком. Чета покидала ресторан. Шаркая, супруги медленно прошли мимо Анны к выходу.

Официант выскользнул из кухни – специально, чтобы попрощаться со стариками. Ясно, что это постоянные клиенты. Из местных.

Плечи Анны уже начали расслабляться, однако она вновь встала как вкопанная, когда пожилая итальянка неожиданно оглянулась через плечо и посмотрела на нее печальными белесыми глазами. Женщина перекрестилась, что-то шепнула мужу, покачала головой и двинулась своей дорогой.

Анна ждала, прислонившись к стене, пока официант не обернулся к ней. На его лице застыла натянутая улыбка.

– Башня, – сказала Анна. – La torre.

Он опасливо огляделся по сторонам. Вздохнул.

– Мне не следует ничего говорить.

Анна оторопела. Может, она неправильно его поняла?

– Вы не можете? – Нет, он выразился иначе. – Или… – Что он имел в виду – «не следует»? – …вам нельзя? Простите, я не очень хорошо говорю по-итальянски.

Признание заставило Анну смутиться еще сильнее. Сейчас она показывала собственную слабость. Грудь, лицо обдало жаром. Анна часто-часто заморгала.

Официант разглядывал ее с новым интересом. Он облизнул губы, вытянув шею, заглянул через плечо Анны в зал, потом жестом велел следовать за ним вглубь коридора, ведущего к уборным. В коридоре он прислонился к стене, приблизил губы к лицу Анны – еще чуть-чуть, и он бы мог ее поцеловать, – опустил подбородок и жарко зашептал ей на ухо:

– Башня. Не открывай ее.

Прежде чем Анна сумела унять сердцебиение и правильно выстроить следующий вопрос, официант скороговоркой выдал целую речь на итальянском, из которой она разбирала лишь отдельные слова. Наконец он сбавил темп настолько, что Анне удалось его понять:

– La chiave?

Ключ.

– Мой дядя должен был его кому-то отдать, – с нажимом произнес официант. – Ты его взяла?

Очевидно, его интересовали конкретно ее действия. Она мотнула головой.

– Нет. Я приехала позже всех.

Он кивнул.

– Следи за остальными. Не открывайте ту дверь.

Теперь Анна не сомневалась, что фраза молодого итальянца звучала как «Мне нельзя ничего говорить». Нельзя ее предупреждать.