– А я работу могу найти? Что я умею лучше всего? Расскажи, я не помню, – соскребая кашу в тарелке, спросила я.

– Работу? Какую это работу? – она удивилась так, будто я сразу на панель собираюсь, а не обычным честным трудом на хлеб зарабатывать.

– Любую. Что я могу? Шить, вязать, вышивать? Может, пеку хорошо? – попыталась дать ей наводки.

– Видать, ударилась ты все же головой. Доктор завтра придет, расскажи ему, что помнишь только меня. Может, скажет в больницу поехать с ним и побыть там? – в голосе ее появилось беспокойство.

– Нет, этого говорить не стоит. Голова ведь не болит. А память со временем и вернется, как начну делать что-то. Не надо ему этого знать. Мало ли, скажут еще, что дурной стала, – мне нельзя было испытывать судьбу. Я не знала, какого рода тут врачи.

– Ну, коли так считаешь, то не говори. И правда, чего же я сама-то не скумекала,  – она хмыкнула довольно и часто закачала головой. Видимо, порадовалась, что избежала очередной проблемы. Хотя, радоваться, судя по всему, здесь было нечему.

Матушка по жизни была ведомой, полностью зависела от других: родителей, мужа и явно более трезвомыслящей сестры. А сейчас показывала, что готова передать право управления мне. Лишь бы не самой. Она была из слишком податливого теста. Но я не должна была особо опекать ее, давая надежду на то, что все решу сама.

В монастырь, даже если он на свежем воздухе, я не хотела! Неправильные решения затягивают как болото. И потом ты привыкаешь к тому, что тебя окружает, начинаешь искать положительные стороны, смиряться. А после и вовсе радуешься, что так случилось.

Эта мысль, вдруг сверкнувшая в моей голове, показалась совсем не моей. Или она родилась после пережитого?

До вечера мне велено было лежать, что я и делала. Подумать было о чем. Не поднялась бы даже, коли не проснувший в этом чуть живом организме естественный интерес к уборной.

Туалет нашелся за одной из дверей в коридоре. Размером, наверное, три на три метра. И обставлен достаточно сносно: сиденье со спинкой, обтянутое бархатом зеленого цвета, с отверстием и ведром под ним. Большая деревянная лохань, исполняющая скорее всего роль ванны.

Окно, занавешенное плотной тканью, выходило на безлюдный двор: высокий забор вокруг дома, две поленницы дров, веревки с висящим на них бельем, пара лавок и стол.

Я вышла из туалета и на цыпочках проскользнула в коридор. Дверей было по три с обеих сторон. Заканчивался коридор приоткрытой дверью. Она-то, наверное, и вела на лестницу.

Рядом с туалетом обнаружилась комната с большой кроватью, множеством салфеток на всех доступных поверхностях, еще большим количеством статуэток на комоде и шкафом, похожим на мой, только трехдверным. Я решила, что это родительская спальня.

Потом была гостиная с затейливо убранными шторами, парой диванчиков на причудливо изогнутых ножках, два кресла, пианино, ковер на полу в центре, возле среднего окна – большой стол, накрытый салфеткой, ваза с искусственными цветами.

Последняя комната оказалась кухней. Тут было за что зацепиться взгляду: у стены, ведущей на лестницу, высокая, широкая – метра полтора, плита, под которой в печурке теплились еще угли. Труба уходила в потолок. На плите сох подпаленный котелок из-под каши. Мне захотелось плеснуть в него воды, потому что нагара там было уже предостаточно. Длинный стол, скорее всего, для приготовления еды. А у стены, что была общей с гостиной, полки от пола до потолка. Там стояли мешочки, железные банки, корзины, что-то просто было завернуто в полотенца.

Напротив кухни нашлась столовая. Очень похожая на гостиную, только без диванов. Обеденный стол человек на двенадцать, стулья. Возле окна столик, наверное, для удобства раздачи. И удивительной красоты горка с посудой.

– Да тут не то что газом, тут даже электричеством не пахнет, – вздохнув, прошептала себе под нос. И посмотрела туда, где за тонкой щелкой приоткрытой двери шумел неизвестный мне город или даже мир.

– Мария Елизаровна, я никак не смог отыскать Степана Семеныча. Все места объехал… Ну, где он бывает, коли вот так… надолго. Нетути. Как в воду канул, – густой мужской бас с улицы подстегнул мое любопытство, и, подобравшись к двери, я осторожно заглянула в щель.

Глава 6

За дверью и правда оказалась крутая прямая лестница, тянущаяся вдоль стены дома. Видно было только небольшой кусочек земли у крыльца. Там и мелькала матушкина юбка и ноги басящего незнакомца.

– Федор, милый, поищи пока Степана Семёныча. У нас всего ничего денечков-то осталось. На завтра я людей позвала, кто мебель купить может. Хоть маленько денег наберу, – голос матушки звучал заискивающе, и слышалась в нем не только мольба, но и то, как она ломает себя. Видимо, не приходилось еще уговаривать холопов.

Ощущение у меня было, что нахожусь на корабле, который тонет, но руки у меня связаны и спасти не могу ни себя, ни эту женщину.

До обеда я смотрела в окно, перебирала в голове варианты, планы, но всё упиралось в мое неведение. Местные правила, скорее всего, не позволяют молоденьким барышням вступать в конфронтацию с внешним миром. А уж с мужчинами… об этом вообще молчим.

Когда девушка в окне напротив появилась снова, я даже обрадовалась. Судя по ее выражению лица, она тоже: распахнула окно и принялась жестикулировать, чтобы я сделала то же самое.

Я кое-как справилась с тяжелыми, скребущими одна о другую фрамугами и вдохнула свежий весенний воздух, напоенный «ароматами» конского навоза, пролитого кем-то то ли керосина, то ли солидола, которым смазывалась упряжь. У меня в голове этот запах ассоциировался с конюшнями, в которых работал в моем детстве дед.

– Как же я рада, что с тобой все хорошо, дорогая Елена! – наклонившись на подоконник, девушка из окна напротив явно была искренна.

– Я тоже. Уже могу вставать, – ответила то, что по факту было правдой, и переживала, что не знаю имени.

– Идем к нам в чайную. Можешь выйти? Или… давай я к вам приду? – предложила она.

– Я выйду. Жди меня у крыльца, – желание выйти на улицу и узнать побольше было сильнее того, что я могу сделать что-то не так!

– Софья, ты чего опять вылупилась? – мужской голос за ее спиной заставил девушку вздрогнуть, а меня обрадоваться. «Значит Софья», – пронеслась в голове благая подсказка.

Шкаф оказался вместилищем для такого количества платьев, что я и поверить не могла: неужто это все одной девчушке принадлежит? А потом рассудила, что Елена на выданье, а в эту пору родители шибко старались показать ее с лучшей стороны.

Те, что были прошиты блестящими нитями или щедро украшены кружевом и органзой, я отмела сразу. Нужно было подобрать то, что похоже на платье Софьи – ежедневные наряды для дома и улицы. Но они тоже могли различаться.

Решив не особо рыться, я выбрала бежевое с рюшами. Подол его был немного испачкан, но не слишком заметно. Когда достала и сняла с деревянных, видимо, ручной работы плечиков, расстроилась, потому что мелкие пуговицы в ряд от талии до шеи находились на спине и обещали сложный квест на гуттаперчевость. Видать, одевалась эта нимфа не сама.

Но для женщины, которая может подтянуть колготки, не снимая штанов, это было задачкой для первоклассников. А уж про свалившиеся с плеча лямки бюстгальтера, которые мы поднимаем через пуховик, и вовсе молчу!

Я оставила расстегнутыми верхние три пуговицы, отложила платье и закинула руки за голову, примеряясь, до какого места на спине я могу дотянуться.

Этот день обещал много удивительного. И первое чудо: мне удалось изогнуться так, как не получалось даже в школе. Хотя в школе я тоже была не тонкой и звонкой, но такого мне и не снилось.

– В цирке ты, што ль, выступала? Кабы случайно это туловище пополам не переломить. С жирком-то всяко безопаснее, – бормотала я, натягивая платье.

Быстро собравшись, поняла, что на голове у меня самое настоящее гнездо. Пришлось смочить из кувшина свои кудряшки, терпеливо, чтобы не вырвать волосы, прочесать и помять их руками, чтобы вернуть объем.

Белье хранилось в комоде. Хорошо, что эти правила совпадали с нашими. Панталоны на завязках посмешили. Но на тощем теле оказались вполне удобной штучкой. Словно дополнительная нижняя юбочка. Ботики на кожаной подошве с кнопками-замочками нашлись под кроватью.

Софья, в отличие от меня, оказалась в шляпке. Я не подумала об этом, но моя новая знакомая особо не удивилась, поэтому я выдохнула.

– Милая, сколько же тебе пришлось пережить, – черноглазая, похожая на итальянку девица наклонилась и поцеловала меня в щёку, – тебя даже болезнь нисколечко не испортила.

– Спасибо, Софьюшка, – с грустной улыбкой ответила я и пожала протянутую мне ладошку.

– Идем, там и поговорил. А то Митя дома не даст. Повезло тебе не иметь любопытного братца, – девушка сама болтала столько, что информация приходила нужная и вовремя.

Я осмотрелась. Благо матушки моей видно не было. Надеялась я на то, что она, обнаружив отсутствие моей тощей тушки на кровати, не заблажит на всю Ивановскую.

Новая знакомая повела меня в дом через дорогу, из которого утром вышел тот мужик с самоваром. Значит, семья имела большой мануфактурный магазин и чайную рядом. Купеческая улочка, которую я успела увидеть, выглядела атмосфернее, чем в некоторых фильмах.

Мы вошли в чайную. Софья указала на столик возле окна и махнула кому-то. Моментально на столе оказался чайник с ароматной заваркой, мисочка с крендельками, а потом принесли и приборы. С расчесанными до смешного гладко редкими усиками мужичок улыбался, открывая напоказ крупные, как у зайца, зубы и смешную щербинку между средними верхними. Выглядело и комично, и мило одновременно.

– Софья Михална, все, как вы любите, собрал. Митрий Михалыч не подойдет? – поинтересовался трактирный слуга.

– Он дома чаю надулся: лопнет скоро, – девушка отмахнулась от мужичка, как от назойливой мухи.

– Дела какие творятся, Леночка… Я и так уже, и эдак пыталась разведать. Боюсь спрашивать, чтобы ты лишний раз не грустила, – с раздражением, дождавшись, когда официант уйдет, заговорила Софья. Девушке было любопытно, как обстоят дела. Только и меня это интересовало не меньше!

– Софья, я и сама ничего не знаю. Память у меня после того случая не очень хорошая. А что тут до этого дня было, я и не могу вспомнить. Так что ты, наверное, лучше меня знаешь все…

– Ладно, – Софья наклонилась и голосом шпиона из старых фильмов продолжила: – У вас все заберут, Еленушка: и дом, и лавку, и склады батюшкины, и магазины.

– Да, это я знаю…

– А Лука… Ты тоже знаешь? – Софья села на место и смотрела на меня сейчас, как на кошку, которую хотят утопить.

– Знаю. А еще что говорят, Софья? Ты же знаешь, я ни за что не растреплю, что новости эти от тебя, – я тоже наклонилась, повторив за девушкой.

В чайную забрели двое мужиков. Заказали чаю и расстегаев с рыбой, попялились на нас, чем вызвали неодобрение и хмыканье Софьи.

За ними вошла парочка женщин, одетых примерно как мы, но в шляпках. Заметили нас, но взгляд обе остановили на мне. И, усевшись, принялись шептаться. Софья какое-то время молчала, налегая на калач. Я тоже решила поесть, потому что от запахов в чайной у меня закружилась голова. Утренняя каша словно растворилась в желудке.

– А то, что батюшка ваш сейчас у полюбовницы своей. Я услышала случайно… девки со двора толковали, – Софья сначала долго осматривалась, словно примерялась, с какой громкостью ей озвучить что-то очень важное. А потом заговорила почти не шевеля губами, опустив в пол глаза. Тема для нее была очень скабрезной. – Только вот… эта самая… тоже его выгонит. Несмотря на то, что он ей подарки дорожéнные дарил, домик купил.

– Ясно, – выдохнула я и даже порадовалась, что тащить с тонущего корабля придется не троих, а только нас с матушкой.

– Ты не кори меня: это, может, и сплетни, Елена. Глядишь, все и наладится, – заметив, видимо, тщательно мною слепленное горе на лице, прошептала подруга.