Роберт протянул ему поношенный школьный портфель. Лёнька принял реквизит, чувствуя, как дрожат пальцы. Портфель был тяжёлым – внутри явно лежало что-то для веса.

– А теперь пойдём, я покажу тебе, откуда начинать движение.

Роберт провёл его в начальную точку съёмки – примерно в двадцати метрах от скамейки, где сидела Елена. Лёнька старался не смотреть на неё слишком явно, хотя всё в нём стремилось запомнить каждую деталь. Только сейчас он начал понимать: сейчас пробежит мимо неё, окажется в одном кадре с Павлиновой. От этой мысли его бросило в жар.

– Когда услышишь «Мотор!», считаешь до трёх и начинаешь бежать, – инструктировал Роберт. – Помни: не слишком быстро, но с явной спешкой. И на бегу смотришь на часы, потом на дорогу. Всё понятно?

Лёнька кивнул, не доверяя своему голосу. Горло перехватило так, что он не был уверен – сможет ли вообще говорить. Звуки вокруг стали громче, свет – ярче. Он ощущал каждую складку на одежде, каждый порыв ветра.

– Внимание всем! – раздался властный голос режиссёра. – Приготовились к съёмке!

Лёнька замер в указанной позиции, крепко сжимая в одной руке портфель, а в другой – пакет с сушками. Он вспомнил, что должен бежать с испуганным видом, и постарался придать лицу соответствующее выражение, но лицо будто застыло от напряжения.

– Тишина на площадке! – скомандовал режиссёр. – Мотор!

Лёнька начал считать про себя: «Раз, два, три…» – но счёт путался, мысли разбегались. Он понял, что не может сдвинуться с места.

– Давай! – прошипел Роберт, стоявший за камерой. – Беги!

Это подействовало. Лёнька сорвался с места, пытаясь бежать не слишком быстро, но убедительно. Он делал всё так, как его инструктировали: смотрел на часы, потом на дорогу, изображал спешку. Впереди, метрах в пятнадцати, размеренно шла Елена Павлинова – прямая спина, чуть приподнятый подбородок, каждый шаг отмерен. Её каблуки отбивали по асфальту чёткий ритм.

Расстояние между ними сокращалось. Сердце Лёньки билось в горле. Он должен был её обогнать, пройти мимо, но ноги вдруг ослабли. Когда между ними осталось не больше трёх метров, Елена слегка повернула голову, и Лёнька поймал её взгляд – спокойный, чуть отстранённый, как и положено её героине, спешащей на работу и не замечающей случайных прохожих.

Этот взгляд – живой, настоящий взгляд Елены Павлиновой – скользнул по нему, и что-то сжалось внутри. Руки дрогнули, пальцы разжались, и пакет с сушками выскользнул из его ладони, раскрылся в воздухе и рассыпал своё содержимое прямо под ноги идущей Елене.

Сушки разлетелись по асфальту, некоторые попали прямо под каблук её элегантной туфли. Елена споткнулась, инстинктивно взмахнула руками, пытаясь сохранить равновесие.

– Стоп! Стоп! СТОП! – закричал режиссёр. – Что за бардак?!

Лёнька замер на месте, чувствуя, как краснеет. Стыд накрыл его так, что на мгновение он перестал понимать, где находится. Вокруг раздавались недовольные голоса, кто-то выругался, кто-то тяжело вздохнул.

– Да что ж ты наделал! – Роберт подлетел к нему, едва сдерживая ярость. – Весь кадр запорол! Ты что, руки дома забыл? Сколько дублей уже сняли, а теперь всё заново из-за дурацких сушек!

Лёнька стоял, опустив голову, не в силах вымолвить ни слова. Он чувствовал себя жалким, недостойным даже находиться рядом с такими профессионалами, как Елена Павлинова.

– Так, всем перерыв десять минут! – объявил режиссёр, обречённо махнув рукой. – Уберите этот бедлам, и пусть кто-нибудь займётся нашим юным талантом!

Роберт процедил сквозь зубы что-то невнятное, но явно нелицеприятное, и отошёл в сторону, нервно доставая сигареты. Члены съёмочной группы принялись подбирать рассыпанные сушки, бросая на Лёньку недоброжелательные взгляды. Он стоял посреди этого хаоса, ощущая себя виноватым, и не знал, что делать – то ли броситься помогать, то ли бежать прочь со съёмочной площадки.

– Молодой человек! – вдруг раздался мелодичный голос, который Лёнька узнал бы среди тысячи других. – Подойдите, пожалуйста, сюда.

Лёнька медленно поднял голову и увидел, что Елена Павлинова смотрит прямо на него и жестом подзывает к себе. На её лице не было ни раздражения, ни насмешки – только лёгкое любопытство.

С трудом заставив ноги двигаться, Лёнька подошёл к скамейке. Руки тряслись так, что он спрятал их за спину, но это не помогло – дрожь передалась всему телу.

– У вас, случайно, нет сигареты? – спросила Елена, глядя на него снизу вверх. Вблизи её глаза оказались не карими, как писали в журналах, а тёмно-зелёными, с золотистыми крапинками вокруг зрачка.

Лёнька молча полез во внутренний карман куртки. Пачка «Явы» – его единственная вредная привычка, начатая в шестнадцать из-за фильма, где Павлинова играла журналистку с вечной сигаретой между пальцами. Три года он курил только эту марку, представляя, как однажды прикурит ей у служебного входа театра. Сейчас, когда фантазия воплощалась в реальность, в пачке оставалось всего четыре сигареты.

Пальцы дрожали так сильно, что Лёнька едва не выронил пачку, протягивая её Елене. Она заметила эту дрожь, но никак не прокомментировала, только чуть заметно улыбнулась уголками губ, принимая сигареты и скользнув взглядом по жёлтым следам никотина на его указательном пальце.

Елена Павлинова аккуратно вытянула сигарету из пачки, поднесла к губам и вдруг похлопала себя по карманам плаща – явно в поисках зажигалки. Лёнька замер, глядя на эту обыденность. Женщина, чей образ годами жил на стенах его комнаты, сейчас совершала самые простые действия – моргала, дышала, вертела в пальцах сигарету, – и каждое движение казалось ему исполненным особого смысла.

– У вас и огонька не найдётся? – спросила она, глядя на него тем взглядом – полуироничным, полувопросительным, – который он видел на киноэкране.

Лёнька судорожно зашарил по карманам, в горле встал ком. Зажигалка нашлась в заднем кармане джинсов, и когда он наконец достал её, то с ужасом обнаружил, что это дешёвый пластиковый «крикет» с полустёртой надписью «Спартак – чемпион». Какой позор! Она-то наверняка привыкла к золотым зиппо или изящным кремниевым зажигалкам иностранного производства.

– Садитесь рядом, – вдруг предложила Елена, похлопав ладонью по скамейке. – А то мне неудобно на вас снизу вверх смотреть. И огонька дайте, пожалуйста.

Лёнька опустился на скамью, оставив между ними вежливое пространство – не слишком близко, чтобы не показаться нахальным, но и не слишком далеко. Он щёлкнул зажигалкой, и пламя вспыхнуло с первого раза – слава Богу, не подвела! Елена наклонилась к огоньку, и на краткое мгновение их лица оказались так близко, что Лёнька различил тонкий аромат её духов – терпкий, с нотками лаванды, – и увидел едва заметные морщинки у глаз, которые не смог скрыть даже профессиональный грим. От этого Елена показалась ему только красивее – настоящей, живой, а не глянцевой картинкой из журнала.

Она затянулась, выпустила тонкую струйку дыма и посмотрела на него с откровенным любопытством.

– Давно курите? – спросила она, и Лёньке показалось, что она заметила жёлтые пятна на его пальцах.

– С шестнадцати, – ответил он, радуясь, что голос держится. – Почти три года.

– И всегда «Яву»? – она демонстративно повертела в руках пачку, как будто оценивая его выбор.

Лёнька сглотнул. Признаться, что начал курить эту марку только после фильма «Отложенный звонок», где она играла главную роль – журналистку с вечной сигаретой «Ява»? Или соврать? И то, и другое казалось одинаково невозможным. В одном случае он выглядел одержимым фанатом, в другом – лжецом.

– В основном да, – выдавил он наконец, решив не вдаваться в подробности.

Елена понимающе кивнула, словно эта короткая фраза сообщила ей гораздо больше, чем предполагал Лёнька.

– Вы студент? – спросила она, сменив тему, и сбросила пепел на краешек скамейки. – Что изучаете?

– Историю, – ответил Лёнька, заметив, что голос больше не дрожит. – В педагогическом. Второй курс.

– О, значит, будущий учитель истории, – она улыбнулась, и эта улыбка показалась Лёньке гораздо теплее, чем её знаменитая полуулыбка с афиш. – У вас хорошая дикция, вы бы отлично смотрелись перед классом, рассказывая о Петре Первом.

Это была первая настоящая похвала, которую Лёнька услышал от неё. Он почувствовал, как краснеет, но уже не от стыда, а от неожиданного счастья.

– Спасибо, – пробормотал он, не зная, что ещё сказать. Обычно у него наготове были сотни вопросов, которые он мечтал задать Елене Павлиновой при встрече, но сейчас все они испарились. В голове – пустота.

Елена, казалось, не замечала его смятения. Она курила спокойно. Мимика менялась, даже когда она молчала.

– Я ведь заметила, как вы на меня смотрели, – вдруг сказала она, и сердце Лёньки сжалось. – Ещё до того, как рассыпали свои сушки. Вы меня узнали, да? Видели мои фильмы?

Лёнька мог бы сказать, что видел каждый её фильм минимум пять раз. Что у него дома коллекция всех её пластинок. Что он знает каждую её роль, каждое интервью, каждую фотосессию. Но он просто кивнул.

– Не переживайте так, – Елена легко коснулась его запястья, и Лёнька вздрогнул. – Я привыкла. Просто вы так забавно замерли, будто привидение увидели. Я даже подумала, что у вас сердечный приступ.

Она засмеялась, и смех её оказался совсем не таким, как в фильмах, – чуть более низким, с хриплой ноткой. Натуральным. Лёнька понял, что нужно что-то отвечать, иначе он действительно выглядит полным идиотом.

– Простите за сушки, – сказал он первое, что пришло в голову. – Я просто… я большой поклонник вашего творчества. Не ожидал увидеть вас здесь, рядом с домом.

– А вы живёте поблизости? – поинтересовалась Елена, и в её голосе прозвучало искреннее любопытство.

– Да, вон в том доме, – Лёнька указал в сторону своего подъезда. – Недалеко от пруда.

– О, на Чистых прудах! Замечательное место, – Елена снова затянулась, выпустила дым тонкой струйкой. – Я когда-то мечтала здесь жить, но не сложилось. Повезло вам.

Лёнька сидел, не веря, что это происходит. Это была не просто встреча с кумиром – это был нормальный, почти бытовой разговор. Елена вела себя с ним не как звезда с поклонником, а как обычный человек.

– Так что, вы специально пришли на съёмки? – спросила Елена, сбрасывая пепел.

– Нет, что вы, – поспешно ответил Лёнька. – Я возвращался домой и наткнулся на съёмочную площадку. А потом этот ассистент, Роберт, предложил сняться в эпизоде…

– А, Робик, – засмеялась Елена. – Он умеет заставить людей делать то, что ему нужно. У него дар.

В этот момент со стороны съёмочной группы раздался громкий голос:

– Елена Сергеевна! Мы готовы продолжить!

Елена вздохнула, затушила сигарету о край скамейки и аккуратно щелчком отправила окурок в ближайшую урну.

– Долг зовёт, – сказала она с лёгкой улыбкой. – Спасибо за сигарету… простите, не знаю вашего имени.

– Лёнька, – поспешно представился он. – То есть, Леонид. Полётов Леонид.

– Что ж, Леонид Полётов, – она встала со скамейки и одёрнула плащ, – было приятно познакомиться. Может, ещё увидимся.

Лёнька тоже поднялся. Он смотрел, как она идёт к съёмочной площадке – прямая спина, уверенная походка.

– Приготовились! Места! – командовал режиссёр. – Елена Сергеевна, сейчас просто идёте тем же маршрутом, как в предыдущем дубле. Тишина на площадке! Мотор!

Елена пошла своей уверенной походкой по аллее, и Лёнька смотрел не отрываясь. Камера медленно двигалась по рельсам, следуя за актрисой. Всё шло идеально, пока не раздался громкий треск, за которым последовал вскрик. Елена покачнулась, её правая нога странно подвернулась, и она рухнула прямо в лужу.

– Стоп! Стоп! – закричал режиссёр.