– Ружьё из бушмата сюда! – донеслась новая команда. – О-о, так ты, братец, штуцерник? А ну-ка, полку открой. Та-ак, порядок. Курок отжать! Спустить! Есть искра, пружина тугая. Пётр Гордеевич, Семён, коня, подпругу и вьюки проверьте! – приказал он полковому интенданту и фаншмиту, и те, выскочив из свиты, бросились исполнять указание. – Говоришь, саквы чуть подтянуть? – повторил он доклад Вешина. – Сбиты, что ли? Нет? Ну ладно. Дальше идём.

– Уф, кажется, пронесло, – прошептал, косясь влево, Тимофей. – Хотя ещё три линии стоит позади, и всё равно сильнее всего ведь всегда первую проверяют.

Последняя ночь перед расставанием была так коротка.

– Я тебя ждать, Тимо, любить, – шептала, прижимаясь к Тимофею, Драгана. – Ждать, ждать, Тимо. Драго мой, любитье мой.

Лучи восходящего солнца разогнали сумрак, и по предместьям Ясс поплыли звуки напева кавалерийских труб. Вслед за полковыми трубачами начали выдувать медь эскадронные: «Утренняя заря! Подъём! Подъём!» Малолюдные улочки ожили, всюду сновали люди в военных мундирах, бежали куда-то вестовые, драгуны седлали коней, слышалась ругань, окрики и смех. Начинался новый день.

– Всё-всё, милая, кончится кампания, я обязательно к тебе приеду! – обещал припавшей к груди заплаканной Драгане Тимофей. – Ты только, главное, меня жди! Не скучайте, ребятки, я вам столько гостинцев скоро привезу! Целый мешок! – Он обнял Космину и Григора.

– Вашбродь, марковские из переулка выезжают! – крикнул Клушин, придерживая Янтаря. – Драгуны Загорского тоже вслед за неделинскими пристроились, сейчас пойдут.

– Прощайте! – крикнул, вскакивая в седло, Тимофей. – Я совсем скоро приеду! Ждите! Но! Пошёл, Янтарь! – И выскочил на улицу, где уже стоял в походном строю его взвод.

Пыльным трактом дошли за пять дней до Бухареста, где драгунам дали два дня на отдых и на пополнение припасов. Тридцать первого мая Стародубовский полк выехал в его восточные пригороды и пошёл лёгкой рысью навстречу поднимавшемуся из-за горизонта солнцу.

– Гляди-ка, не к Журже, не к Рущуку, – переговаривались в колонне. – На Силистрию идёт дорога, а после неё так и вообще к морю. Может, нам Базарджик с Козлуджей или Варну прикажут отбивать?

Заночевали в селении около большого озера и уже через три часа хода следующего дня подошли к Дунаю, где через большой остров и две протоки был выставлен понтонный мост. Медленно, тревожно фыркая и натягивая поводья, шли кони. Стремительное течение пугало животных, да и людям было не по себе шагать по этому хлипкому деревянному настилу.

– Под Шумлой собраны большие силы турок, не менее семидесяти тысяч, – довёл до своих офицеров боевую обстановку Копорский. – Во главе их стоит сам визирь Ахмет-паша. Наши флотские докладывали, что и по морю после весенних штормов неприятель много своих войск в прибрежные крепости завёз. Так что можно ждать наступления османов сразу с нескольких направлений. У нас же на правом берегу Дуная не более тридцати тысяч войск, да и то все они раскиданы по нескольким пунктам вдоль реки. Чтобы противостоять противнику, нужно наверняка знать главное направление его удара. Для этого несколько казачьих полков выдвинули свои сотни далеко вперёд и несут дозорную службу. Господа. – Копорский обвёл глазами своих офицеров. – Задача нашего, Лифляндского драгунского и Чугуевского уланского полков состоит в том, чтобы прикрыть эти дозорные казачьи сотни от конницы турок, по возможности не вступая при этом в серьёзные сражения. Приказано беречь свои силы для грядущих боёв. При появлении больших сил неприятеля велено отходить к Силистрии под прикрытие пехоты и артиллерии. По тому направлению, которое мы будем с вами перекрывать, узнаем завтра. Остаток этого дня и ночь нам даны для отдыха и пополнения припасов. У меня всё.

– Эх, опять по новой всё у турок забирать, – шагая к своим кострам, сетовал Марков. – Хорошо хоть, дунайские крепости на правом берегу за собой сохранили.

– Да-а, под своими-то крепостными стенами и стоять спокойней, – поддакнул ему Неделин. – Такое не всегда, Станислав, будет. – Он посмотрел свысока на Загорского. – Зачастую низинку или какой овраг посуше выберешь, чтобы костров издалека не видать было, и ночуешь. Во-от, подходим уже, чуешь, как съестным пахнет? Походная кашка на сале, она родимая.

Глава 4. Под Базарджиком

– Идём в сторону Базарджика, – объявил своим взводным уже на марше Копорский. – Сама крепость сейчас под турками. Взять её несложно, все укрепления нами ещё осенью срыты, когда оставляли, но приказа забирать нет, а велено пока вести наблюдение за неприятелем, копящим там силы. Под Базарджиком казачий полк Иловайского сейчас в разъездах. Дмитрий, Тимофей, помните, год назад вместе с ним с Кавказа сюда шли?

– Помним, Пётр Сергеевич, – подтвердили подпоручики. – Они ещё с нами вьючными поделились.

Через пару часов марша колонну обнаружил скачущий разъезд казаков. Половина из него ускакала к своим для доклада, остальные с подхорунжим следовали в голове колонны.

– Турки шибко не озоруют пока, – докладывал драгунскому полковнику казачий командир. – Сидят за валами смирно в Базарджике, силы копят и укрепления поправляют. Время от времени вылетит пара их конных сотен, по окружающим с севера и запада холмам проскочит и обратно за валы скрывается. Мы пытались было их прищучить, но осторожные басурмане никак не даются нам. Чуть что – шасть сразу к крепости, а оттуда пушкари османские палят. Мы с неделю назад увлеклись немного, так пятерых от картечи потеряли. Успели турки за зиму пушек наставить.

– А как же они сообщаются с основными своими силами, если вы им тут разгуляться не даёте? – поинтересовался подполковник Салов.

– Так мы далеко ведь на юг не заскакиваем, – пожав плечами, ответил казак. – Там у Варны большое войско турок стоит и конницы много. Вот и сообщается с этой Варной Базарджикская крепость, обозные колонны под сильной охраной туда-сюда гоняет. А до Варны до этой всего ведь ничего – меньше полсотни вёрст, но выйдешь к ней – отрежут и посекут. Нам ведь велено басурман в нашу сторону не пускать, а в больших сшибках с ними не сходиться.

– Вот и нам тоже велено, – проворчал ехавший рядом командир стародубовцев. – Однако и свободы туркам тоже давать не следует. Ладно, посоветуемся с вашим начальством, подумаем, как быть.

На постой встали в небольшом селе вёрст за десять севернее Базарджика. В хатах разместилось только полковое начальство и штабные офицеры. Для всех остальных был лагерь на выгоне. Палатки ехали где-то далеко с полковым обозом, поэтому над головой у драгун ночью было звёздное небо.

– Даже ночью тут жара стоит, – сетовал, сидя на вальтрапе, Загорский. – Сушь, оттого и голова тяжёлая, полынью да пылью пахнет. То ли дело у нас под Борисовом. Выйдешь на крыльцо батюшкиного дома, втянешь в себя воздух – свежо-о, цветами, мёдом пахнет, а чуть пройдёшь по заросшей травой дороге, на тебя вереском пахнёт и сосновым духом. У нас вообще никогда зноя не бывает, рядом ведь болота большие, Домжерицкие, похоже, они-то и холодят.

– Эка невидаль – болота, – хмыкнул, качая головой, Назимов. – И чего там, в болотах этих, делать? Не пройти, не поохотиться, даже крестьянина на пашню не послать, одним словом, бесполезная зыбь.

– Ну не скажите, Александр Маратович, – покачав головой, произнёс прапорщик. – Охота там отменная. Птицы гнездится великое множество, да и зверя всякого не счесть. А сколько ягод и грибов! У меня сестрёнка Лизка с детьми дворовых без полной корзины никогда оттуда не приходит. Дед уж и так и эдак её наругает, страшно, топь ведь, а ей хоть бы хны. Все тайные тропы лучше него знает, а уж он-то ходо́к!

– Дед ругает, а родители чего? – подкинув в костёр поленья, поинтересовался Тимофей. – Неужто позволяют?

– Нет родителей, – помрачнев, промолвил Загорский. – Померли оба.

– Извини, Станислав, – проговорил виновато Гончаров. – Не знал.

– Ваши благородия, готово! Подавать?! – заскочив в освещённый костром круг, известил денщик Назимова.

– Подавай, – сказал, кивнув, штабс-капитан. – Сегодня у нас денщики расстарались, кроме каши и традиционных сухарей, часть мяса, что варили, ещё и на углях обжарили. Немного бы зелени к нему – и вообще было бы здорово.

– И по кувшину красного каждому, – вставил Марков.

– Можно и красного, – согласился Назимов. – Подождите, начало лета, к сентябрю уже молодое в каждом крестьянском дворе будет.

Три дня драгуны поэскадронно объезжали окрестности Базарджика, знакомясь с местностью. Иловайский придал каждому своих казаков, и это упростило дело. Седьмого июня случилась перестрелка с турецким разъездом. Тот выскочил на холм прямо перед русскими, и Тимофей, быстро сориентировавшись, дал своим фланкёрам команду открыть огонь. В ответ с вершины грохнуло с дюжины выстрелов, и турки съехали с обратного ската. Казаки бросились вдогон.

– Ваш. – Урядник перевернул на спину труп. – Прямо в шею попали, вон как её разворотило, – проворчал он, обтирая испачканные кровью пальцы. – Будете чего-нибудь брать трофеем, ваши благородия?

– Нет, пустое, – отмахнулся Назимов. – Одна сабелька только простенькая, а ружьё, если и было, успели утащить.

– Хозяин – барин, – хмыкнул казак, отстегнув от пояса побитые ножны. – На харч обменять всё равно можно.

Стоявшего рядом Загорского замутило, и он отошёл от трупа, зажав ладонью рот.

– Держи, Станислав, запей. – Гончаров протянул ему флягу. – Ничего, такое всегда в первый раз бывает. Потом уж привыкнешь.

Прапорщик отхлебнул из горлышка посудины и закашлялся.

– Чего это такое? Вода горькая, – просипел он, отдышавшись.

– Простая вода так жажду не утолит, как степной отвар, – произнёс негромко Тимофей. – Пей, он тебе тошноту быстро собьёт.

– Гончаров! – крикнул державшийся верхом Копорский. – Бери своих фланкёров и скачи за казаками! Мы следом за вами! Глядишь, перехватите сипахов у сухой балки.

– Взвод, по коням! – гаркнул Тимофей, вставляя ногу в стремя. – Загорский, флягу себе оставь, потом отдашь! Фланкёры, за мной! – И дал шенкелей Янтарю.

Три дня пытались драгуны и казаки выбить турецкие дозоры, но всё было безрезультатно. Неприятель осторожничал и, хорошо зная местность, каждый раз ускользал от русских.

– Пётр Сергеевич, а если на живца попробовать? – сидя после ужина у командирского костра и рисуя на листе планшета, задал вопрос Тимофей.

– Как это – на живца? – Отхлебнув из жестяной кружки, тот недоумённо поднял брови. – Ты чего там чиркаешь?

– Да вот сами поглядите. – Подпоручик подал ему изрисованный лист. – Это сухая балка в самом центре, а это роща по левую сторону, а вон там, сверху, два холма. Ниже у самой балки дорога вьётся. Что, если нам малым отрядом выманить турок на себя словно наживкой и потом припуститься от них по этой дороге. А в балке пеший отряд стрелков скрытно разместить. Подскочит к ней погоня – и сбить её залпами. А малый наш отряд развернётся – и тоже в сабли.

– Ага, так они тебе и клюнут на наживку, – рассматривая перенесённую на лист схему местности, произнёс с сомнением капитан. – Стреляные воробьи, опытные, таких на мякине не проведёшь. Вот же, гляди, ты сам тут холмы нарисовал, так они ведь, как обычно, туда прежде головной дозор пошлют, и он всё вокруг осмотрит. Засаду вашу увидит и своим сигнал подаст. А те, не будь дураками, ни за что в погоню не кинутся, хоть ты каким их малым отрядом заманивай.

– Так в том-то и дело, что с холмов, кто в балке сидит, вообще не видать, сам сегодня проверял, – парировал Гончаров. – Конных – да, конных там, конечно, не разместить, а вот сотню пеших – вполне.

– А если турки развернутся – и на стрелков? – теребя ус, допытывался Копорский. – Тут какое расстояние до них будет? Ну вот. Десяток секунд скачки – и они сечь начнут.