После засады у сухой балки турки дозоры за валы крепости более не выпускали, казаки, напротив, заскакивали теперь далеко на юг. Ранним утром тринадцатого июня русский лагерь был поднят по тревоге.

– Со стороны Варны в Базарджик идёт большой обоз, – пояснил своим взводным командирам Копорский. – Встал на ночёвку верстах в десяти от крепости, там на него и натолкнулся наш дозор. Иловайский с Фомой Петровичем решили его разбить, не допустив подвоза припасов гарнизону. Наш полк, господа, блокирует крепость, а казаки в это время вырубают обоз. Стройте взводы в походную колонну, через полчаса выступаем.

– Всё самое интересное казакам, – произнёс, провожая взглядом уходившую на юг конную колонну, Ярыгин. – А нам турок у валов развлекать.

– Бам! – громыхнул пушечный выстрел, и ядро прогудело высоко над головами драгун.

– О-о, начинается, – оглядывая из-под ладони крепость, проворчал Чанов. – Больно близко подъехали, как бы они дальней картечью не сыпанули.

– Эскадрон, правое плечо принять! – донеслась команда капитана. – Аллюр рысью! За мной!

С валов громыхнул ещё один выстрел, и в воздухе уже гораздо ближе прогудело ещё одно ядро.

Стародубовский драгунский полк целый день изображал активность, демонстративно подскакивая к валам и отъезжая прочь. Турки постреливали, но на вылазки не решались, ожидая от русских подвоха. Уже под вечер прискакали вестовые от Иловайского, и полковник Наний повёл своих драгун в лагерь.

– Две сотни повозок в обозе было, табун коней, пороховой припас и провиант, – рассказывал у ночного костра офицерам Копорский. – Помимо обозников, ещё и охранение казаки посекли. Будет что Кутузову докладывать.

– Эдак получается, что мы, кроме охранения восточного фланга армии, ещё и неприятельскую крепость блокируем? – вставил Назимов. – Сюда бы ещё пару полков пехоты подвести с артиллерией – и можно смело штурмовать.

– Согласен с тобой, Александр Маратович, – сказал Копорский. – Больших сил у неприятеля тут нет, пушек мало, укрепления до конца не восстановлены, в припасах нужда. Думаю, больших трудностей со штурмом не будет. Сам слышал про это в штабе, так что, похоже, второй раз будем брать Базарджик, господа.

Глава 5. Битва у Рущука

Пятнадцатого июня вместо подмоги из пехоты и артиллерии к русскому лагерю со стороны Силистрии прилетел отряд гусар, и в воздухе поплыли звуки сигнала «Сбор!».

– Через час выходим на Силистрию, – сообщил пришедший от командира полка Копорский. – Ничего не знаю, господа, даже не пытайте, – отмахнулся он от взводных. – Приказ – срочно собираться и вытягивать колонну в сторону Дуная.

– Вот тебе и взяли Базарджик, – произнёс с сожалением Марков. – И почто столько суеты было? А я-то думаю, чего это полкового обоза всё нет, одними вьючными только всё подвозят. Видать, знали в верхах, что уходить придётся, вот и не стали сюда повозки гнать.

Шестнадцатого июня к вечеру колонна драгун и казаков Иловайского подошла к Силистрии. На валах и стенах крепости работали сотни солдат, срывающих и рушащих укрепления. Пушек на них уже не было.

– Велено оставить крепость, а при подходе неприятеля и понтонный мост разобрать, – пояснил прибывшим командирам полков начальник гарнизона Силистрии. – Получайте фураж и провиант из магазинов, господа. Сколько сможете, забирайте, всё одно мне его весь вывозить на левый берег приказано, а если не успею, то до подхода турок велено уничтожить. Армия визиря идёт в нашу сторону со стороны Шумлы. По донесению разъездов, она уже в двух переходах.

– Видать, потому и приказали быстрее к Дунаю отходить, – заметил Иловайский. – Отрезали бы нас с запада турки, и только осталось бы на Хыршовскую переправу скакать, а это такой крюк!

– Не знаю даже, удалось бы вам уйти? – покачав головой, засомневался комендант. – По последним сведениям, в Кюстендже большой десант высадился, турки могли и с востока все пути отхода перекрыть.

– Ладно, вырвались, – произнёс удовлетворённо командир стародубовцев. – Тогда мы встаём на ночёвку, пополняем припасы и уходим поутру к Рущуку.

На рассвете семнадцатого июня конная колонна длинной змеёй потянулась на запад. За спиной громко бахнуло два взрыва.

– Предвратные бастионы взорвали, – приподнявшись на стременах и присмотревшись, пояснил Копорский. – Вчера минная рота бочонки туда на крытых кожей повозках свозила, а сегодня рванула.

Сто двадцать вёрст до Рущука прошли за два дня. У этой крепости было многолюдно. По наведённому через Дунай мосту в разбитый у валов полевой лагерь с левого берега шли пехотные и конные подразделения, катились орудия и обозные повозки.

– Видать, не собирается Кутузов Рущук сдавать, – судачили драгуны. – К нам сюда, на правую сторону, подкрепления идут, значит, не отдадим без боя крепость, встретим как положено басурман.

Вечером у костров войска отливали пули, крутили патроны, точили сабли и штыки. По поступившим сведениям, подходивший к крепости неприятель превосходил русскую армию в четыре раза. Против семнадцати тысяч, находившихся под командованием Михаила Илларионовича, османский визирь Ахмет-паша вёл к Дунаю шестьдесят пять тысяч при семидесяти восьми полевых орудиях.

– Главное, башкой по всем сторонам крути, – поучал правившего лезвие палаша Станислава Марков. – Чтобы с невидимой стороны сипах не выскочил. Если ты врага видишь, то и его удар наверняка отобьёшь, даже не задумываясь. И старайся вперёд не вырываться, всегда в общей линии держись. Правильно я говорю, Тимофей?

– Правильно, Димка, – подтвердил тот, водя оселком по кромке сабли. – Вальтрап не забудь на седло откинуть и курки у пистолей в ольстрядях перед боем взведи, на это времени в сшибке может и не быть. Пистоль всегда может в сечи пригодиться. Я так и вообще всегда на себя перед боем ещё пару кобур надеваю, одну под правую руку, другую под левую, чтобы сразу выхватить.

– Понял, спасибо за науку, господа, – поблагодарил прапорщик. – А нас в Дворянском полку учили только лишь на палаш полагаться, а про пистоли говорили, что они лишь для расстройства пехотных порядков неприятеля, когда к ним подскакиваешь.

– Хм, да-а, в Дворянском полку наговорят, – хмыкнул Неделин. – Мне тоже там в голову вбивали, что палаш не сабля, им больше колоть, а не рубить нужно. А я за год боёв раза три всего неприятеля уколол, и то в самом начале наскока или при преследовании отступающих. А так всё больше сёк и рубил.

– В общем, делай, Станислав, как тебе сподручней, – подвёл итог Марков. – Какой твой самый первый, бездумный порыв будет, тот и правильный. Главное – не медли. Страшно?

– Страшно, – признался Загорский. – Ни разу ведь человека не рубил, только лишь чучело и лозу. Как оно там получится?

– Получится, – глухо произнёс Назимов. – Убить человека не трудно, трудно потом с себя его кровь смыть и вспоминать, сидя у костра. А в бою или ты его, или он тебя, тут уж кто шустрей и кому что на роду написано. Вон капитан идёт, сейчас расскажет, какая назавтра диспозиция.

Поднятые в полночь войска выходили на заранее выбранную Кутузовым позицию, перекрывая неприятелю южные подступы к Рущуку. Подразделения строились в три линии, в первой стояла артиллерия и егеря, вторую занимали пехотные каре из мушкетёрских и гренадерских батальонов, в третьей стояла конница. Рядом со Стародубовским равняли строй Лифляндский и Санкт-Петербургский драгунские полки, дальше стоял Кинбурнский и уланы Чугуевского. Ольвиопольские и белорусские гусары соседствовали с четырьмя казачьими полками.

– В линии меж всадниками дистанция два аршина! – покрикивали, проезжая перед строем кавалерии, штаб-офицеры. – Между самими линиями два лошадиных корпуса! Куда вылез! Куда?! Осади назад! Задние, не напирай!

– Тихо-тихо, Янтарь. – Тимофей погладил коня, успокаивая. – Обожди, сейчас всё успокоится, смирно стой.

– Чуют коняки, что дело будет, – произнёс стоявший рядом Чанов. – Волнуются. Вот же умная скотинка.

– Эскадрон, от центра разомкнись! – донёсся с левой стороны крик капитана Синевского. – Разъезжаемся, разъезжаемся быстрей!

Топоча и позванивая металлом оружия, прошла колонна пехоты. Со скрипом и стуком проехали на передках три орудия. Только было Синевский начал выстраивать обратно свой эскадрон, как снова пошла колонна.

– Сергей Борисович, держи пока так людей! – послышался голос Зорина. – Сейчас ещё и Старооскольский пехотный пойдёт.

Только к утру прекратилось движение. На рассвете русская армия вытянула боевые порядки подразделений, готовясь к бою. Кавалеристам было позволено спешиться и ждать команду, удерживая коней за поводья.

– Вон какое красное небо с восхода. – Чанов кивнул на алевший восток. – Похоже, зной страшный будет при таком-то безветрии.

– Да, дождик бы сейчас не помешал, – заметил, отстёгивая водоносную флягу от седла, Еланкин. – У меня мундир как кора дуба от пыли и соли. Думал к Дунаю сбегать, простирнуть вечерком. Да что толку, всё одно к вечеру такой же будет.

– Никола, дашь хлебнуть? – спросил сидевший на корточках перед своим конём Данилов. – Неохота вставать, ещё и от седла отстёгивать.

– Дам, – отрываясь от горлышка посудины, произнёс Еланкин. – Сейчас. Уж больно жажда одолела.

– Меньше глохчите! – буркнул недовольно Чанов. – Не знай, когда у воды будем.

– По-олк, седлай коней! – долетел голос подполковника Салова. – Равняй строй!

– Никак турки зашевелились? – послышались возгласы в линиях. Драгуны, вскакивая в сёдла, привставали на стременах, пытаясь разглядеть, что делается на поле. С южной стороны меж тем показались огромные полчища неприятеля. Шла в строгих порядках знаменитая Анатолийская конница, скакали в куче лёгкие дели, топали пешие наёмники левенды и янычары. Даже выученные западными инструкторами топчу катили вручную орудия.

– Начинается, – процедил сквозь зубы Тимофей и откинул полу вальтрапа на седло.

– Бам! Бам! Бам! – ударили из русских пехотных порядков полевые орудия. Сгруппировав массу пехоты на своём левом фланге, визирь бросил её в атаку. Первая линия обороняющихся окуталась плотным облаком дыма. Из него били частыми залпами егеря, а вот пошла с визгом и картечь.

– Выстоит, нет ли пехота? – тревожились драгуны. – Вон какая орда напирает!

На подмогу своим стрелкам двинулись колонны из второй линии и отбросили штыками наседавшего неприятеля. Именно в этот момент, решив, что он сумел отвлечь внимание русского командования, визирь бросил всю свою конницу на левый фланг оборонявшихся. Около тридцати тысяч всадников, подняв густое пылевое облако, понеслись с криками в атаку. Прорвав обе линии, они разделились. Половина конницы понеслась в сторону Рущука, другая половина начала заходить русским в тыл, желая создать у них панику и опрокинуть.

– Левое плечо вперёд! Быстрее, быстрее! – подгоняли перестраивавшиеся эскадроны командиры. – Стой! Ждём команду!

Впереди, встав в защитные каре и окружённые неприятельской конницей, держались из последних сил пехотинцы левого фланга. Собрав с третьей линии воедино всю кавалерию, Кутузов бросил её на прорвавшихся турок.

– Атака! Атака! Атака! – нёсся по полю трубный сигнал. Семь тысяч русских всадников обрушились с карьера на завязшую в противостоянии с каре конницу противника.

Неровная линия драгун подлетела к толпе сипахов. Сабля рубанула разворачивавшего коня турка по голове, ещё одного по руке, отбила встречный клинок и боковым хлёстом рассекла новому врагу плечо. Рывок вперёд – и мощный удар сверху с опорой на стремена. Боковой снизу. Ещё один резкий рывок вперёд. Янтарь с ходу сбил грудью встречного коня, а сабля подпоручика уже рубила его хозяина.

– Вперёд! В атаку!