– Так скажи мне, где она? – зубы скрипели и, казалось, вот-вот начнут крошиться. – Куда ты её спрятал?

– Уверен, ты и так разберёшься, Игнат. А я пока начну исправлять свои собственные ошибки. Ты – моя ошибка. Ты слишком слаб, чтобы управлять нашим делом.

– Твоим! Твоим делом!

Но Белый лишь скривил рот, продолжая разочарованно смотреть на меня, как на ничтожество.

– Ты явно не годишься для всего этого, щенок, – Белый склонил голову, с презрением глядя на меня. – Но знаешь, это я виноват. Я был слишком мягок с тобой. Слишком многое тебе позволил. Много свободы для юного ума – это крах. Но ведь у меня есть ещё один сын.

Вспышка ненависти опалила глаза, горло сжало. Мне хотелось лишь взметнуть руки и изо всех сил сжать пальцы на дряхлом горле.

– Не смей…

– Не тебе мне указывать. Мальчишка ещё мал, и я успею сделать из него то, что мне нужно. Учту все ошибки и слабости, которые проявил в отношении тебя. Он станет идеальным преемником.

Я знал, понимал, что предстоит моему младшему брату, которому я столько лет вместе с матерью помогал скрываться. Я берёг мальчишку, чтобы отец не сломал его, как меня самого. Но Белый всё равно узнал о них. И ничего не стоило ему дотянуться своими смертоносными руками до матери и брата.

Мать он не пожалеет. А брата, которому всего двенадцать, на корню сломает. Изувечит его душу, растопчет.

Нет, я не мог позволить этому случиться.

Моя душа, разбитая на кусочки, выла и истекала кровью. Ей уже было не помочь, а вот младшего брата я ещё мог спасти.

– Не смей его трогать, – повторил снова, вперившись в отца острым взглядом. – Оставь его.

Белый потёр подбородок, посмотрев на меня очень внимательно.

– Правильно ли я понимаю, что в таком случае ты займёшь своё место рядом со мной, сын?

Сжав челюсти, я лишь кивнул. И это был момент, когда я положил свою душу на плаху и позволил отцу опустить топор.

…

Так что да. Девчонке теперь придётся несладко. Я ей кровь сверну. Душу выпотрошу. Будет извиваться подо мной и умолять остановиться. Будет знать, что значит бросить меня и думать, что это пройдёт без последствий.

Выдыхаю, откидываясь на спинку дивана.

Пульс бешеный. Хочется поехать обратно. Вломиться к ней. И закончить то, что начал. Плевать, что дрожит, что в глазах страх. Пусть боится.

Должна бояться.

Чтобы хоть немного остудить себя, иду в душ. Включаю сначала кипяток. Обжигает кожу – и мне этого мало. Потом резко переключаю на ледяную. Стою под ней, пока зубы не начинают стучать.

Холод выжигает остатки контроля. Ненавижу, что с ней всё вспыхивает за секунду. Ненавижу, что она до сих пор во мне.

Стеклянная полка летит на пол и разбивается на мелкие кусочки. Я бью с размаху обоими кулаками по стене, совершенно не чувствуя боли.

Блять!

Да блять же!

Какого хера эта грёбаная боль всё ещё во мне?

Я выжигал её как мог. Так какого?

Замираю, прикрыв глаза. Гнев немного притупляется, уползает в свою пещеру взъерошенным зверем, но продолжает оттуда ядовито шипеть.

Вытираюсь, набрасываю полотенце на плечи и выхожу в коридор, а потом двигаюсь в кухню.

И обнаруживаю неприятный сюрприз.

На кухонном столе сидит Амина.

Глава 8

– Свадьбы не будет? – её голос звучит негромко, но я уже слышу в нём оттенок скрытой истерики. Амина, конечно, избалованная принцесса, но тем не менее, со мной она себе грань переходить не позволяла никогда.

Я смотрю на неё с ледяным спокойствием. Хочется, чтобы она просто свалила с радаров, но, судя по всему, милости мне такой она не окажет.

– Не будет, – коротко отрезаю и иду к бару, открываю дверцу и достаю бутылку виски и стакан.

Амина вскакивает с места, будто сейчас кинется на меня с кулаками.

– Ты что, издеваешься?! – сразу со старта переходит на визг, глаза расширены, губы дрожат. – Просто пришёл и сказал «свадьбы не будет»?! Ты охренел?!

Она пылает. Лицо красное, глаза горят. Щёки вспыхнули, губы напряжены.

Амина Вяземская – дочь Виктора. Умная, холодная, рассчётливая сука с амбициями. Красивая, статная, кровь испанская играет, и характер соответствующий. Она отсосала мне ещё два года назад впервые, когда мы с Вяземским заключили первую сделку. Как вариант жены она меня устраивала, но своё отношение к ней я от неё самой особо никогда не скрывал.

И сейчас в таком состоянии я вижу её впервые – истерящая овца, которой только что разбили иллюзию власти.

– Сядь и закрой рот, – бросаю глухо и прохожу мимо неё, не обращая внимания на вспышку в её глазах.

– Ты не смеешь со мной так говорить! – кричит Амина, следуя за мной по пятам. – Я тебе не шлюха с улицы! Я тебе не какая-то там дешёвка! Мы были помолвлены, Касьянов! Люди знали! Мой отец! У нас даже уже ресторан заказан был! Я платье уже шить начала!

– Мне похуй. Ресторан отменить – это один звонок, – бросаю через плечо, когда подхожу к столу и наливаю себе в стакан, а потом подношу его ко рту.

Виски жжётся во рту, опаляет пищевод. Тепло разливается внутри, вызывая обманчивое чувство удовлетворения.

– Это она, да?! – вдруг переходит на отчаянный шёпот, сощурив глаза. – Ты её нашёл? Ту девку… что выпотрошила тебе душу?! Я видела на выставке. Ты смотрел на эту бледную моль, как заколдованный. Это она ведь, верно?

Я резко разворачиваюсь.

– Ещё слово, Амина, – предупреждаю жёстко, – и я тебя вышвырну отсюда сам.

– Это она! – срывается. – Та! На выставке! Я видела, как ты на неё смотришь, видела! Будто сожрать её готов! – Она почти смеётся, но смех выходит истеричный, визгливый. – Я видела! У тебя в спальне её портрет! Я не слепая, Игнат!

– Заткни свой рот, сука. – Чувствую, как по венам начинает струиться кислота. Сжимаю пальцы в кулаки, чтобы подавить жгучее желание свернуть визгливой твари горло.

Я баб не трогаю. Физически. Не бью. Но у всего есть предел и границы допустимого. И Амина сейчас со скрежетом проходится по моим.

Она же меняет тактику и бросается ко мне, липнет противно, как паршивая кошка во время течки.

– Игнат, – выдыхает блядски, вцеплясь пальцами, словно крючками, в плечи. – У нас же всё было хорошо. Мы собирались пожениться, создать крепкий, серьёзный союз. Мы были бы непобедимы! Я бы тебе наследников родила. Тебе ведь… тебе ведь нравилось быть со мной…

Полотенце, намотанное на бёдра после душа, в результате её напора падает, оставляя меня в чём мать родила. Но меня это не беспокоит. А вот Амину, кажется, весьма. Она опускает глаза, и прикусывает губу, уставившись на мой пах. А потом опускается на колени и вскидывет снизу вверх на меня горящий развратным огнём взгляд.

– Встань, дура, – дёргаю её за плечо, поднимая. Раздражение топит, хочется быстрее избавиться от неё. – Не позорься. И проваливай.

– Ты выгоняешь меня? Ты серьёзно? Ты… ты… – она не может договорить, всхлипывает. – Я же… я же думала, ты…

– Ты ошиблась, – отвечаю. – Иди и забудь, что я когда-то смотрел в твою сторону.

– Мудак ты, Игнат! – кидается ко мне снова, поднимает руку, будто хочет ударить. Я перехватываю её запястье на полпути и резко отталкиваю.

– Не советую, – бросаю. – Или хочешь, чтобы я начал обращаться с тобой так, как ты заслуживаешь?

– Эта никчёмная сука лучше меня, да? – отшатывается назад. – Она настолько жалкая с виду, что…

Злость взрывается в груди. Контроль трещит по швам, запуская ядерную реакцию.

– Слушай сюда, дрянь, – хватаю стерву за волосы, она тут же взвизгивает и вцепляется руками в моё запястье, впивается ногтями в попытке освободиться, но её сопротивление напоминает мышиную возню, не более. – Ещё хоть слово, и в доме Вяземских будет траурный период. Не берусь судить насколько долго, может, и не очень, учитывая, какая ты заноза в заднице.

Амина затыкается и начинает просто тихо скулить, а я отталкиваю её на диван, отдав приказ сидеть. Сам же звоню Вяземскому-младшему.

– Игнат? – отвечает тот напряжённо после первого же гудка.

– Забери свою сестру, – говорю максимально сдержанно. – Немедленно. Она у меня дома. Одна минута.

– Принято, – коротко отвечает он.

Амина всхлипывает, зажимает лицо руками, а мне хочется только одного – чтобы этот долбанный цирк закончился.

Минут через пятнадцать, когда я уже успеваю натянуть брюки и рубашку, в домофон звонят. Я иду открывать, а Амина продолжает скулить на диване.

В гостиную проходит Кирилл. Холодный, собранный, как всегда. Смотрит сначала на сестру, потом на меня.

– Всё в порядке? – спрашивает ровно.

– Забери её, – говорю. – И проследи, чтобы больше не совалась ко мне. Ни по какому поводу.

Кирилл кивает. Подходит к Амине, тянет за локоть.

– Пошли.

– Не трогай меня! – огрызается она, но всё же встаёт.

Кирилл смотрит на неё ровно секунду, но Амина тут же притихает и позволяет увести её в выходу.

– Спасибо, что позвонил, Игнат, – оборачивается Вяземский-младший. А в воздухе повисает “а не пришил эту ебанутую”.

Я киваю, и через минуту дверь закрывается, и я остаюсь один.

Но внутри – ни тишины, ни покоя. Хочется забыться в алкоголе, но я давно уже себе не могу этого позволить. Потому что это значит выпасть на какое-то время из контроля. А при моей жизни это непозволительная роскошь.

Глава 9

Варя

Я выхожу из школы и иду в сторону автобусной остановки.

Погода сухая, но тучи так низко, вот-вот прорвёт дождём. Воздух кажется тяжелым, оседает на лёгких.

День прошёл, но легче не стало. Ни капли. Я словно вся сжата внутри. Плечи сведены, живот в узле, пальцы дрожат, хотя я стараюсь держать себя в руках.

Хочу домой. Но… знаю, что если приеду сразу – просто сойду с ума. Надо немного сбить этот клубок в груди. Разгрузить голову.

Я часто так делаю – готовлю, когда на душе полный кошмар. Это помогает, хотя бы на время. Мама-повар как-то с детства привычку такую привила. Вымесить тесто, нарезать овощи, очистить картошку – всё это даёт хоть какую-то иллюзию контроля.

Выхожу на своей остановке через двадцать минут и забегаю в супермаркет. Хожу между полок медленно, будто время тяну. Потом складываю в корзину разного. Нервы натянуты настолько, что будет и первое, и второе, и десерт. Только вопрос, кто это всё потом есть будет?

Дома кормлю Мию, она с благодарным мурлыканьем трётся о ноги, и я уже почти успокаиваюсь, когда приходит сообщение.

От Баварского.

«Добрый вечер, Варвара. Подъедь, пожалуйста, в студию. Возникли вопросы по твоим документам по совмещению. Это займёт немного времени»

Я хмурюсь. Документы? Какие там вопросы могли возникнуть, вроде бы со всем сразу разобрались. Я же всё сдавала с основного места работы.

Неохотно переодеваюсь снова из домашней одежды и вызываю такси. Спустя двадцать минут я уже в студии. Сотрудников почти нет, коридоры пустые. Охранник у входа кивает и сообщает, что Баварский у себя в кабинете.

Я коротко стучу и открываю дверь. Станислав Борисович сидит за столом, как обычно. Рубашка расстёгнута на верхнюю пуговицу, часы блестят на запястье, взгляд тяжёлый.

– Проходи, Варвара, – кивает, не вставая. – Садись.

Я сажусь напротив. Смотрю внимательно, пока он какое-то время молчит, перебирая бумаги на столе. Возникает какое-то тревожное ощущение, но я списываю на напряжение после всех событий последних суток.

– У тебя… больше нет необходимости приходить на работу, – говорит наконец, вскидывая на меня взгляд.

Я моргаю.

– Простите?

– Ты уволена. Сегодняшним числом.

Я сжимаюсь, задержав дыхание. В груди становится как-то неприятно, саднит.

Уволена? Просто вот так? Без предупреждения, без объяснения?