– Но… за что? – выдыхаю. – Я ведь всё делала… никогда не опаздывала, не подводила. Я…

Он поднимает глаза, медленно, с какой-то ленцой.

– Подпиши, пожалуйста. Вот тут и тут.

Протягивает бумаги. Я беру ручку, всё ещё не веря. Это ведь были деньги, которые шли впритык. Я считала каждый рубль. И эта работа… она меня очень выручала. Не так уж много я получаю в музыкальной школе, и была очень рада найти такую подработку.

Кручу ручку несколько секунд в нерешительности, пробегая глазами по приказу об увольнении. А потом ставлю подпись, прикусывая губу, чтобы не сказать ничего лишнего.

Ничего не понимаю. Бред какой-то…

В этот момент Баварский встаёт и обходит стол. Я продолжаю сидеть, собирая бумаги. И тут – чувствую его руки на своих плечах.

Я вздрагиваю и резко оборачиваюсь.

– Что вы делаете?

– Всегда думал, что ты… правильная, – голос меняется, становится вязким и липким. – Такая чистая, скромная девочка. А ты, оказывается, такая же шлюха, как и все.

Меня будто током прошибает. Я отстраняюсь и резко встаю.

– Не смейте говорить такое.

Он смотрит с откуда-то взявшейся ненавистью. С каким-то внутренним ядом, от которого меня передёргивает.

– Я-то думал, ты особенная. Даже хотел с тобой… серьёзно чтобы. А ты – мафиозная подстилка. Ты даже не сопротивляешься. Раздвигаешь ноги перед этим… монстром. Перед Касьяновым. Это ведь он отдал приказ уволить тебя.

Грудь простреливает. Я чувствую такую вспышку злости, что теряю контроль. Рука взмывает сама по себе и раздаётся пощёчина. Громкая и звонкая, обжигающая ладонь.

Меня тут же начинает бить крупная дрожь. Воздуха не хватает, глаза жжёт. Я пребываю в полном шоке от этого разговора и не могу поверить, что это сейчас вообще происходит.

Баварский отшатывается. А потом его глаза темнеют.

И в следующий момент он бросается вперёд. Резко. С каким-то ненормальным, диким взглядом. Хватает меня за руки и толкает на стол. Его лицо так близко, что меня обхватывает ужас.

– Ты думала, можешь меня унизить?! Меня? Маленькая сука! Я покажу тебе, что бывает, когда плюют мне в лицо!

Он тянет мои руки вверх, пытается стянуть рубашку. Я начинаю задыхаться, мне кажется, будто всё это нереально. Даже закричать не получается – настолько я в шоке. Да и кто тут услышит.

– Отпусти… – шепчу, вырываясь. Паника бьётся в горле. – Отпусти меня…

И вдруг – он замирает.

Лицо его искажается. Сквозь зубы он издаёт хриплый, звериный звук. В глазах – шок и боль.

А потом мне прямо на лицо капает что-то горячее. Через секунду я с ужасом осознаю, что это его кровь. А капает она с плеча, из которого, прямо возле ключицы, торчит небольшой нож с фигурной металлической ручкой.

Баварский отшатывается, пятится назад с перекошенным лицом.

Я подскакиваю со стола, одёргивая рубашку, не могу даже моргнуть от ужаса.

– Знаешь, Станислав, – говорит Игнат медленно. В голосе такая тьма, что меня обдаёт льдом. – Я, конечно, понимал, что ты подлый, но чтобы настолько откровенно тупой – как-то даже не догадывался.

А потом мне приходится зажмуриться, потому что то, что я вижу, повергает в шок.

Глава 10

Я помню, как у меня сердце из груди выпрыгивало, когда Игнат тогда в горах сказал мне идти в домик, пока он разбирался с Егором. Я тогда только успела увидеть, как он вывернул ему руку и раздался жуткий, противный хруст.

Но то, что происходило сейчас, совершенно невозможно было сравнить.

Баварского всего трясёт, кровь стекает по его руке на пол. Он держится за нож, пальцы в крови, лицо перекосило. Он даже ничего не говорит, просто не может, потому что Игнат методично наносит ему удары. Причём исключительно ногами, как будто не хочет марать руки.

Он сбил его одним ударом ноги, а теперь продолжает пинать. Но страшнее всего – это выражение его лица. Оно холодное и сосредоточенное, почти спокойное. Почти – потому что взгляд пылает так, что, кажется, весь офис Баварского сейчас вспыхнет.

– Кусок дерьма, – выплёвывает Игнат с презрением. – Ущербное животное. Ещё и тупое.

– Игнат, хватит, – сипит Баварский, корчась на полу. Нож по-прежнему торчит над его ключицей. – Я думал… я просто не подумал, что она правда важна для тебя… я…

– Ты, Стасик, просто вонючая крыса. Это была твоя попытка жалкой мести мне, да? – Снова удар, а потом ещё один, и ещё, как бы Баварский не пытался отползти. – Теперь, пидор, я заберу у тебя не двадцать процентов твоего говняного бизнеса. Я заберу себе все сто, а твою жену поставлю на проценты.

Я не могу закрыть глаза. Меня словно парализовало. Тело окаменело, дышать получается с трудом. Каждая моя клеточка будто пропиталась страхом.

Я просто вжимаюсь в стол, продолжая смотреть, как зверь из моего кошмара продолжает калечить человека.

Да, этот ублюдок пытался обидеть меня, даже не знаю, что бы он сотворил, если бы каким-то чудом сюда не решил прийти именно сейчас Игнат. Но всё же видеть, как из человека в полутора метрах от носков моих туфель делают кусок кровавого мяса, я не могу.

– А знаешь, почему процент будет выплачивать твоя жена, уёбище? – Игнат выпрямляется и прищуривается. На лице всё та же маска презрения и отвращения.

А потом и я, и Баварский понимаем ответ.

Игнат достаёт пистолет и направляет на скулящего на полу мужчину.

Меня будто током насквозь пробивает. Вдох застряёт в лёгких, в голове простреливает.

– Нет, Игнат! Пожалуйста! – Бросаюсь к нему и хватаю за руку, в которой он держит пистолет.

Он резко выдёргивает руку, а меня перехватывает второй, сжимая, словно в тиски, и зажав ладонью оба моих запястья.

Он очень сильный. Я и не сомневалась. С его ростом и комплекцией. Но не ожидала, что по сравнению с ним я настолько слаба, что он без особого напряга обездвижил меня всего одной рукой.

– Сдурела? – рычит, сжимая ещё сильнее. – Вообще ума нет на пистолет бросаться?

Я чувствую, как запястья горят. Пальцы онемели. Он держит крепко, а я задыхаюсь от того, что моё тело так плотно прижато к его.

Холодный пот проступает на затылке, и я сжимаюсь от страха, от боли, от ужаса – не перед ним, нет. Перед тем, что он сейчас сделает.

– Игнат… – выдыхаю, захлёбываясь паникой. – Пожалуйста. Не надо. Не стреляй.

Он смотрит на меня. В глаза.

Я понимаю, что иду по грани сейчас.

И он – он тоже на грани. Тот самый момент, когда уже не человек, а зверь. Когда глух к словам. В нём сейчас только ярость, месть и жажда крови, которую он считает справедливой.

– Он… – шипит он мне в лицо, – прикоснулся к тебе.

Это не объяснение причин.

Это приговор.

– Я знаю, – говорю быстро, задыхаясь. – Но… ты уже сделал всё. Уже. Посмотри на него. Он не то что встать – дышать не может. Он поплатился. Пожалуйста…

Касьянов смотрит молча. Секунду. Вторую. Глаза ледяные. Без эмоций и колебаний.

И вдруг я вижу, как его пальцы на пистолете сжимаются.

– Не надо! – голос срывается, я наваливаюсь на него всем телом, не знаю, что делаю, просто пытаюсь не дать ему выстрелить.

Игнат рычит, дёргается, отшвыривает меня, как куклу. Я отлетаю в бок, ударяюсь плечом об угол шкафа и сжимаюсь от боли, но… он не стреляет.

Повисает пауза.

Игнат тяжело дышит. Грудь ходит ходуном. Пистолет по-прежнему в его руке. Баварский свернулся в позе эмбриона, стонет, и в его глазах уже нет ничего. Только страх и понимание, что он был в шаге от конца. И он всё ещё там.

Игнат поворачивается ко мне. Его глаза пробегают по мне с головы до ног, задерживаясь на плече, которое я сжимаю рукой.

– В следующий раз, – говорит низко, – не влезай.

Я молчу. Просто молчу. Потому что не знаю, что будет, если скажу хоть слово.

Он убирает пистолет и делает шаг ко мне, склоняется, и я чувствую, как его рука касается моего подбородка. Касьянов чуть сжимает пальцы, вынуждая посмотреть ему в глаза.

– Я не позволю даже смотреть на тебя. Поняла? Тем более трогать. Тем более без твоего разрешения.

Я киваю. Не потому что согласна с его словами, а потому что иначе не могу.

А потом я задерживаю дыхание, когда Игнат подцепляет край моего джемпера и внезапно осторожно прикасается к плечу, как раз там, где я ушиблась об угол шкафа. Кожу нестерпимо начинает жечь даже через ткань рубашки. Я замираю, пока он ощупывает плечо, нахмурившись, но в итоге удовлетворённо кивает и убирает руку, а я тут же возвращаю джемпер на место.

– Пошли, – бросает, кивая на дверь. – Нам тут больше делать нечего.

И, развернувшись, он уходит первым, будто только что не разрушил чью-то жизнь и не расколол мою на осколки ещё раз. В очередной раз.

Я оглядываюсь. Баварский лежит на полу. В крови. Дышит с хрипом, но он, по крайней мере, жив.

Мои руки всё ещё дрожат, но я делаю глубокий вдох и послушно иду за Игнатом.

Глава 11

Я выхожу на улицу, и холод тут же пробирает до костей. И совсем не потому что на улице ветер. А потому что у входа стоит машина Игната.

Чёрная. Хищная. С наглухо тонированными стёклами.

Дверь с пассажирской стороны рядом с водителем распахнута.

Игнат оборачивается и смотрит на меня. Без слов. Только короткий кивок в сторону авто и резкое:

– В машину.

Я замираю. Внутри всё сжимается.

В голове молнией вспыхивает мысль просто дать дёру. Но… куда? Через дворы? В темноту?

Глупо, конечно, я понимаю. Просто паника и нервы шалят.

Это ведь Игнат. Он найдёт. Достанет из-под земли – сам так сказал. И будет в десять раз хуже.

Я почти не дышу, когда подхожу. Сажусь на переднее сиденье. Он захлопывает за мной дверь с глухим звуком, от которого я непроизвольно вздрагиваю. Потом обходит машину и садится за руль. Запускает двигатель.

Машина выезжает с места мягко и плавно, без рывков.

Касьянов молчит. В салоне слышно только, как шуршат шины по асфальту. Я вжимаюсь в сиденье, вцепившись побелевшими пальцами в ремень. Не потому что боюсь аварии. Потому что он рядом.

Краем глаза смотрю на него. Профиль строгий. Челюсть сведена. Руки на руле – сильные, напряжённые. Вены выпирают, искажая абстракцию татуировок. Взгляд прямо вперёд. Неотрывно.

И, блин, он выглядит чертовски красиво. Опасно. Не как человек, а как что-то древнее, дикое. Демон. Тот, кто может сожрать тебя целиком.

Именно таким я увидела его впервые. Именно таким он и остался. Хотя нет – он стал хуже. Он ведь только что готов был пристрелить человека. Что, в общем-то, для него не впервые.

А тот, другой Игнат, возможно, никогда и не существовал. Это я его себе придумала. Столько раз рисовала его, что впечатления смазались, и я взяла не те краски. И влюбилась в созданный мною самой образ, который разбился о жестокую правду.

Потому что если это не так, если в нём действительно был свет, если я не ошиблась, то где он? Хотя бы толика? Тогда, получается, зло победило добро. А это неправильная сказка.

По плечам бежит неприятный холодок и внезапно внутри колет… чувство вины.

А что если я могла бы удержать его от падения в эту бездну?

Нет-нет!

Я не могла иначе. Не могла! Быть рядом с человеком, убившим моего отца я не могла по доброй воле. И не буду.

Но, кажется, Игната моя добрая воля совсем и не интересует.

– Куда мы едем? – спрашиваю, когда выдерживать молчание уже становится невыносимо.

– Ко мне, – отвечает коротко, не глядя на меня.

– Мне… мне нужно домой, – говорю быстро. – У меня там кошка. Завтра работа. Уроки. Дети ждут…

Он не реагирует.

– Игнат… пожалуйста. Это моя работа. Моя жизнь. Я не могу просто взять и исчезнуть. Там дети, мои ученики, у меня группы, младшие классы, я… я вообще-то…

Он молчит. Ровно ведёт машину. Как будто я и не говорила вовсе.