Будапешт бурлит, до краев наполненный юношеским энтузиазмом. Один из крупнейших городов Центральной Европы, он превратился в оживленный культурный центр, и за особое великолепие его окрестили «Жемчужиной Дуная». Будапешт – это город, состоящий из двух половин, Буды и Пешта, расположенных на берегу реки Дунай и соединенных несколькими мостами. В то время как западная часть славится более живописным пейзажем, а ее холмы простираются на юг к озерам, в восточной части, на которой оказался Стефан, кипят страсти. Здесь есть все – театр, музыка, выпивка и яркая ночная жизнь. В обеих частях города царит атмосфера благополучия, изобилия и оптимизма.

Стефан чувствует себя в Пеште как дома, среди художников и интеллектуалов, посещающих многочисленные кофейни и светские тусовки; он намерен по максимуму использовать свою вновь обретенную свободу.

* * *

Однажды вечером 1936 года Стефан вместе друзьями отправился в один из самых изысканных ночных клубов Будапешта. Он был одет в шелковую рубашку на пуговицах и черный пиджак, сидел за круглым столом, уставленным пепельницами и полупустыми бокалами. В воздухе витал оживленный гул голосов, но Стефан его словно не замечал.

Его друзья продолжали наполнять бокалы вином, жестикулировали с зажатыми в пальцах мундштуками, обменивались анекдотами и флиртовали, склонив головы друг к другу. Но Стефан был занят другим: его взгляд был прикован к пианисту, который играл в другом конце зала.

Здесь, в «Паризьен Гриль», модная молодежь Будапешта до рассвета могла демонстрировать свои наряды, слушать живую музыку, танцевать, пить и наблюдать за выступлениями кабаре и танцевальных номеров. Этот огромный клуб занимал два этажа. В центре зала мерцал танцпол, освещенный огромными люстрами в стиле ар-деко. По обе стороны от сцены тянулись красивые винтовые лестницы с резными деревянными перилами, соединявшие нижний этаж с верхним балконом. Вдоль лестниц были расставлены круглые столики и стулья, и свободных мест почти не осталось. Сегодня здесь не было танцевальных номеров или кабаре и играл обычный домашний музыкальный коллектив.

Пианист исполнил неприметный вальс, закрыл крышку инструмента и встал, чтобы сделать перерыв. Воспользовавшись моментом, Стефан, как обычно, оставил свой напиток и направился к белому роялю, жестом приглашая друзей следовать за ним. Кивнув персоналу за барной стойкой, он сел, открыл крышку и начал играть. Прекрасные импровизации переплетались с попурри из популярных песен того времени. Несколько друзей образовали вокруг рояля полукруг, а другие посетители бара быстро последовали их примеру.

Стефан был прирожденным музыкантом, который с легкостью мог произвести впечатление на окружающих своей игрой. Редко можно было увидеть, чтобы кто-то играл без нот, но Стефан делал это легко, по памяти, с полной самоотдачей. Это был его особый талант, и он всегда добивался успеха.

– Иштван, это было так красиво… – Георг, один из его знакомых, налил Стефану еще бокал вина, когда тот вернулся за стол после своего импровизированного выступления.

Принимая комплимент, Стефан опустил ладонь на плечо друга и перевел разговор в другое русло.

– Итак, – обратился он к Георгу, – расскажи нам, какие увлекательные приключения ты сегодня пережил?

– О! – с улыбкой воскликнул Георг. – Сегодня я сходил в полицию и забрал паспорт. Наше трио только что наняли для выступления в театре Кюхлин в Базеле. Я, мой пианист и барабанщик в следующем месяце переезжаем в Швейцарию!

Над столом раздался звон бокалов и поток добрых пожеланий.

– Ну, если с этим вашим пианистом что-то не срастется, – произнес Стефан, пытаясь за ухмылкой скрыть уже вспыхнувшую внутри искру, – пришли мне телеграмму.

Глава 2. Так и было…

Когда мой папа был маленьким, он попытался написать историю своей жизни. Продвинулся недалеко, но уже в его первых словах сквозит такая щемящая глубина, которую способна дать только невинность детства: «Я родился и сразу рассмеялся».

Однако этого нельзя было сказать о Стефане, которому его мать Катица рассказала, что он никак не желал появляться на свет. 19 мая 1907 года, после нескольких дней мучительных родов, его извлекли из нее металлическими щипцами. Столь трудное рождение первенца натолкнуло ее на мысль, что вся его дальнейшая жизнь окажется вовсе не такой благословенной, как можно было ожидать, учитывая благополучие семьи.

Когда он, наконец, появился на свет, у него был распухший и абсолютно плоский нос, что напугало новоиспеченную мать. Видимо, она вслух обрадовалась, что Стефан не девочка, а мальчик, и сумеет устроиться в этом мире даже без носа. Врач поспешил заверить ее, что для новорожденного это нормальное явление и что через несколько дней у ее ребенка будет нормальный и красивый носик.

Так и было! делится Стефан в своих записях. Я по-прежнему горжусь своим носом, который не слишком кривой и не слишком длинный. На мой взгляд, нос у меня красивый.

Через несколько лет после этих событий мать родила его братьев-близнецов, Лоранта и Аладара (названный в честь отца), за которыми последовала сестренка Энни и, наконец, младший брат Георг. Близнецы росли болезненными, и Аладар умер в младенчестве. Мой двоюродный дедушка Лорант всю жизнь говорил, что он так и не понял, кто он на самом деле – он сам или его брат-близнец, ведь нерадивая няня могла запросто их перепутать, и никто бы не заметил.

У семьи был успешный текстильный бизнес, и они жили очень комфортно. В доме с большой террасой в Сегеде размещались библиотека, салон, где Катица и Аладар развлекали гостей, не в последнюю очередь с помощью рояля «Блютнер», столовая, кухня и помещения для прислуги, а также несколько спален. В конюшне за домом Аладар держал лошадь, а в специальном загоне – охотничьих голубей. Прислуга состояла из кучера и его жены, повара, горничной и няни для присмотра за детьми – или фройляйн, как называл их Стефан, поскольку обычно они были немками.

Я не был приветливым или общительным мальчиком.

Стефан нечасто делится воспоминаниями о своем детстве. Его ранние годы наполнены, на первый взгляд, случайными и незначительными моментами, но я не могу не видеть в них глубокий смысл. В каждом из них кроется ключ к пониманию того, каким он был человеком.

В одном из таких обрывочных воспоминаний Стефан гулял по городу со своей тетей Антонией и они встретили местного раввина. Этот уважаемый человек не только был духовным лидером, но и занимал пост в Палате магнатов, венгерской Палате лордов. Смущенный Стефан постеснялся открыть рот, когда его попросили представиться, и вместо этого пнул раввина в голень. Антонии стало ужасно стыдно: это ее взрослое смущение передалось и мальчику, благодаря чему он запомнил эту историю и описал в своих дневниках более полувека спустя.

У каждого из нас есть такие ранние воспоминания, которые остаются на всю жизнь, словно прилипнув. Когда мне было 3 года, я в приступе ярости ворвалась на кухню (хотя и не знаю, что могло так разозлить трехлетнего ребенка), выхватила из холодильника целый пакет молока и, глядя маме прямо в глаза, швырнула его на пол. Он лопнул, и молоко пролилось на пол, в щели между линолеумом. Рассказывая эту историю, мама смеется, но, слушая ее, я чувствую, как внутри смешиваются смущение и затаенная ярость. На глаза наворачиваются горячие, колючие слезы. Я плачу из-за пролитого молока.

В квартире моей тети Юлии в Западном Мидленде висит портрет Стефана в детстве. К сожалению, картина так и не была дописана. На портрете он сидит в красном плетеном кресле, скрестив ноги и подперев подбородок рукой. На его лице застыло выражение болезненного нетерпения. Я представляю, как он ерзает в кресле, как плетеный узор оставляет неприятные отпечатки на его коже, как он ждет, чтобы испытание поскорее закончилось и его отпустили играть. Для маленького мальчика сродни пытке сидеть неподвижно часами, пока незнакомый человек рисует его непонятно для чего. Я представляю, как кто-то из старших родственников или, возможно, няня говорит, какой он неприветливый мальчик.

Самые счастливые воспоминания Стефана о раннем детстве – это семейные праздники. Весь клан, включая бабушек и дедушек, тетушек, дядюшек и двоюродных братьев, регулярно отправлялся на отдых либо на термальные курорты, такие как Мариенбад (Марианске-Лазне) или Франценсбад (Франтишкови-Лазне) в Чехословакии, либо на побережье Адриатического моря, чтобы приятно провести время вместе. Для детей это означало играть в военные игры. Стефан вспоминает один случай, когда другие двоюродные братья и сестры, не сказав ему, переоделись солдатами. Стефан, недовольный тем, что оказался единственным в простой полосатой футболке (ни каски, ни армейской куртки), решил проблему, став первым погибшим. Он упал на землю и лежал неподвижно, пока кровавая битва за домик для отдыха не завершилась.

По его голосу я слышу, что он до сих пор гордится тем, как удалось выйти из положения, и его забавляет, каким он был в юности. Стефан не любил дуться или чувствовать себя обиженным и ущемленным. Ему нравилось находить лазейки в системе. Он использовал любую возможность проявить творческий подход и выделиться, делая все по-своему.

Война стала суровым атрибутом жизни Стефана, будь то в игре или в реальности. Ему было всего 7 лет, когда началась Первая мировая и его отца Аладара отправили на сербский фронт. Семья была настроена патриотично, и Аладар, хотя и был мягким человеком, считал защиту Венгрии своим долгом. Катица вдруг обнаружила, что практически единолично управляет бизнесом и у нее почти не остается времени присматривать за детьми. То ли под влиянием перемен, то ли просто по стечению обстоятельств, но Стефан серьезно заболел. Он с трудом дышал, поднялась высокая температура. Врач даже сказал, что надежды мало, и был готов объявить его мертвым. Не желая терять еще одного ребенка, особенно горячо любимого первенца, мать взялась за поиски лекарства, и это был первый из многих случаев, когда она вступала в борьбу за своего старшего сына.

Именно четвертый врач наконец-то диагностировал у него дифтерию (за 7 лет до того, как эпидемия достигла своего пика) и интубировал его, чтобы мальчику стало легче дышать. Несколько недель Стефан находился в спальне, укутанный в простыни, пропитанные морской солью, чтобы облегчить дыхание и ускорить выздоровление. Когда он полностью поправился, мать подарила миниатюрную форму венгерского солдата. Гусарская форма состояла из красных брюк, красной фуражки и темно-синей курточки. С патриотической гордостью Стефан, надев обмундирование, играл дома, расставляя своих солдатиков и невинно проигрывая в воображении все то, что его отец переживал в жестокой реальности. По крайней мере, в этих сражениях понарошку Стефан больше никогда не был неподобающе одет.

Стефан не был отличником, зато, как он сам с гордостью отмечал, учился «гораздо лучше, чем Лорант!». Он и его младшие братья посещали строгую католическую гимназию пиаристов. Стефан держался там изо всех сил, время от времени все-таки вступая в стычки с одноклассниками или учениками из конкурирующей школы. Он обладал спортивным телосложением и не боялся ударить для самозащиты: «Возможно, я был жестоким по натуре мальчиком», – размышлял он.

Хотя Стефан и был трудным юношей, это никак не проявлялось в его игре на фортепиано. С раннего возраста он обладал большой чувствительностью и творческим потенциалом, что позволяло импровизировать. Младшие братья и сестры любили собираться вокруг рояля и слушать, как их мама и брат исполняют Шопена. Скорее всего, музыка отвлекала их от переживаний за Аладара, который в то время воевал, теперь уже на итальянском фронте. После четырех лет службы отца досрочно отправили домой из-за обострения артрита. Вскоре после этого война была проиграна. Было много горечи из-за того, что столько солдат погибли зря. В воздухе витало чувство беспокойства и жажды перемен.

Однако какое-то время в Сегеде продолжалась спокойная жизнь.