Бессердечный ублюдок (страница 20)
Островский отворачивается. Скупыми движениями намыливается, оборачивает вокруг бёдер полотенце. По-прежнему ни капли не смущаясь своей наготы. Чистит зубы у раковины. И только когда приходит черёд выйти из ванной, будто вспоминает о моём существовании.
Поджимаю пальчики на ногах. От мысли, что придётся топать ранеными стопами прямо по ворсу ковра, становится дурно. Одно дело – касаться гладкого кафеля. А другое – ловить микробы в открытые раны. И боль, словно почувствовав нужный момент, возвращается с новой силой.
Но не успеваю додумать эту мысль, как Островский подхватывает меня на руки. Окуная в облако запахов.
Его чистая кожа, знакомый гель для душа и мята.
Судорожно придерживаю полотенце, остро осознавая, что под ним ничего. И с этим «ничего» Островский визуально и тактильно познакомился в душе.
Но сейчас, когда я оказалась прижата к его горячей коже, все чувства обострились.
Мои переживания заглушили другие чувства. Раздражающие и пугающие.
До одури хочется расслабиться. Уткнуться щекой в его грудь. Прикрыть веки и ни о чём не думать. Но на подобную наглость мне прав не давали. Поэтому я вытягиваюсь в струну, демонстрируя, что его близость нисколечко меня не волнует.
– И сколько у тебя было парней? – неожиданно раздаётся вопрос, сопровождаемый его тёплым мятным дыханием на моей щеке.
Я никогда не была специалистом по вранью. Отец, как ни странно, видел меня насквозь. Да и друзья говорят, что у меня всё на лице написано.
Одним словом – бесполезно придумывать небылицы.
Но признаваться Артёму, что у меня не было никого… как-то позорно. Такие парни, как он, любят опытных. И то, что я выросла в кавказских традициях, где ценится девственность, в реалиях моего православного бандита не имеет никого значения.
Его Соф наверняка владеет искусными техниками минета и вообще знает, как доставить мужчине удовольствие.
Я же умею доставлять только проблемы.
– Достаточно, – отвечаю.
Надеясь, что это слово звучит весомо. Достаточно – это ведь и ноль и сто. Смотря для чего достаточно? Для того, чтобы решить уйти в монастырь? Да, определённо. Ноль – достаточно.
Артём хмыкает. И это такая неоднозначная реакция, что я не понимаю, как её трактовать. Но радуюсь, что он вроде не нацелен продолжать пытку расспросами.
Заводит меня в свою спальню. Нашу спальню. И укладывает на кровать.
– Спасибо, – я благодарю за то, что донёс меня, избавив от мук хождения по ковру. И порываюсь встать, чтобы добраться до своей одежды. Не в полотенце же спать.
– Сиди, – Артём останавливает меня, пригвождая к месту тяжёлой ладонью.
Достаёт из гардеробной мою ночную сорочку и бросает её мне. Вообще-то, рядом с ним я предпочитаю спать в пижаме. Так как будто безопаснее, но сейчас всё лучше мокрого, холодящего кожу полотенца.
– Одевай, – приказывает, не сводя с меня пристальных глаз.
– Не мог бы ты отвернуться? – прошу, зябко поведя плечами.
Но взгляд Островского становится глубже и опаснее.
– Не мог бы, – нагло заявляет, демонстрируя воистину хищный оскал.
Как волк, нашедший аппетитного зайца.
Знаю, что это очередная издёвка. Проверка моих границ.
Попытка доказать, что я отдана ему. Принадлежу ему. Его собственность. Безвольная жена, одним словом.
И эта мысль заставляет меня стереть ужимки невинной девственницы. Доказать ему… что я не так проста, как ему кажется.
Поэтому, расправив плечи, я перестаю удерживать полотенце. И оно сползает, обнажая грудь с торчащими сосками. Конечно, от холода. Стараясь игнорировать его внимание, тянусь к брошенной на кровать сорочке и, расправив ткань, ныряю в неё. Сбрасываю на пол полотенце, закрывая тканью сорочки бёдра.
– Я принесу заживляющую мазь, не вздумай вставать, – категоричным тоном заявляет мой «муж».
И это рождает во мне желание взглянуть на стопы.
Ёбушки-воробушки.
Что это за фарш?
От увиденного на мгновение закружилась голова. Прикрываю веки, откидываясь на подушки. Чёрт. Выглядит так, будто мою ногу засунули в мясорубку. Я всего лишь пробежала без обуви по дороге рядом с лесом. Похоже, не заметила острые осколки от бутылки.
– Больно? – вырывает меня из мрачных мыслей Артём, оценивающий меня хмурым взглядом.
– Выглядит отвратительно, – честно отвечаю, испытывая досаду. Оттого, что какое-то время не смогу нормально ходить. С другой стороны, это лучший исход того, что могло случиться со мной этой ночью.
Артём усаживается на кровать и кладёт себе на бедро мою стопу. В его руке какой-то тюбик. Очевидно, с нужным лекарством. Он медленно, ловкими движениями наносит мазь на раненую поверхность. Словно делал нечто подобное сотни раз. Учитывая его шрамы – это не удивляет.
От острых ощущений подкатывает тошнота. А ещё неожиданное осознание, что Артём вовсе не так плох, как хочет казаться.
Сегодня он доказал, что может быть нежен со мной. Но безжалостен с другими.
– Завтра к нам придёт полиция. Что ты им ответишь? – из раздумий выводит ровный голос Островского.
Глава 28
Облизываю пересохшие губы.
– Руководствуясь статьёй пятьдесят первой Конституции, я имею право не давать показания против мужа и близких родственников, – чеканю слова, вбитые в голову с детства.
На мгновение в глазах Артёма загорается веселье. Настолько редкое и диковинное явление, что я замираю. Но спустя секунду оно испаряется. А на физиономию возвращается привычное равнодушное выражение.
– Это была неудачная шутка, Пустышка. Никому не придёт в голову тебя допрашивать.
Он буквально щёлкает меня по носу.
Но жест совсем не злобный, поэтому я не успеваю возмутиться. Лишь не свожу с него напряжённого взгляда.
– Но ведь наверняка начнётся расследование.
Во рту от волнения по-прежнему сухо.
Раньше я не влипала в передряги. Считая себя образцово-показательной девочкой, которая даже на красный свет светофора не перейдёт. Но сейчас, после пережитого стресса, в голову начали закрадываться тревожные мысли.
Фантазия рисовала, как меня ведут на допрос в серый и затхлый полицейский участок. А суровый следователь направляет мне в лицо лампу.
– Тебя не должна касаться моя оплошность, – неожиданно заявляет «муж».
Смотрю на него. Хлопаю ресницами, не в силах сообразить. Он сейчас признал свою вину в том, что со мной случилось? Похоже, пора ожидать возрождения динозавров и появления НЛО, не меньше.
– И как всё будет разрулено? – уточняю я, не отрывая от него глаз.
Кажется, моргну и видение исчезнет. А на место этого человека вновь вернётся мой бессердечный муж.
– Есть способы. – Островский беспечно пожимает плечами. – Ложись спать. И постарайся выздороветь. Потому что завтра ты будешь мне нужна.
Выражение его лица неожиданно мягкое. Пожалуй, впервые на моей памяти он не смотрит на меня как на ничтожество.
Ему что-то от меня нужно, поэтому он так себя ведёт?
Но сил додумывать эту мысль или расспрашивать его о том, что ждёт меня завтра, во мне не нашлось.
Ощутив целебное воздействие мази, снявшей воспаление, я свернулась калачиком и почти сразу отрубилась. Казалось бы, в эту ночь меня должны ожидать кошмары, но вместо них в сознании образовался блаженный штиль.
Впрочем, утром воспоминание о первом человеческом выражении лица Артёма испарилось, стоило в комнате появиться очередной его фанатичке.
Я поёжилась, ощутив, что кто-то нарушил моё одиночество. И в то же время догадывалась, что это не мой супруг, который предпочитает исчезать из дома до моего пробуждения.
– Доброе утро, – прозвучал неприятный голос, окончательно разрушивший мой сон.
Та самая девица, что прижимала к себе рубашку Островского.
Тяжело вздохнула. Мне хотелось задать ей вопрос, какого лешего она меня будит. Но в глубине души и так знала ответ. Девица хочет выдраконить меня.
Может быть, у нее имеются основания считать, что хозяин не выдворит её вон? Особые техники минета или что-то вроде того, которыми она наверняка искусно владеет, позволяют ей проявлять гонор?
– Кто вас просил меня разбудить? – резко интересуюсь, приподнимаясь на локте.
– Мне дали поручение разбудить вас и предупредить, что вечером вам нужно будет хорошо выглядеть. Муж за вами заедет в семь, – манерно сообщает горничная.
Мне хочется вцепиться ей в волосы, испортить униформу и оставить на щеке след от моих ногтей. Но я держусь. Смотрю на неё из-под взлохмаченных волос. В то время как она выглядит как иллюстрация мужской фантазии.
Симпатичная девица в костюме горничной.
Хозяин дома её трахает?
От этой мысли стало гадко. Но иного объяснения этой дерзости у меня не находилось.
На телефоне, что покоился на прикроватной тумбочке, десять утра. Но ночь выдалась такой, что я без проблем поспала бы ещё часов пять.
Неужели Островский желает контролировать даже мой сон?
– Хорошо выглядеть? – недоумённо переспрашиваю.
В ответ получаю противную улыбочку на надутых губах. В голове появляется догадка, что эта красотка могла найти работу и получше. Неужели так хотелось быть поближе к Островскому?
Она оглядывает меня с таким видом, будто я случайно оказалась в хозяйской постели и сейчас выгляжу как чучело. Может, оно, конечно, и так. Но это не повод так на меня смотреть!
– Вам неизвестно, что это значит? – всё с тем же блаженным выражением лица интересуется.
Ах ты, сука.
– Вышла. Вон.
Я выцедила эти слова, как змея – яд. Но этого было мало.
Стоило двери за девицей захлопнуться, как я взлетела с кровати, испытывая жуткое раздражение и злость. Колючие чувства пронзали моё сердце насквозь. И даже неприятные ощущения в стопах отошли на второй план.
Чёртов Островский.
Метит территорию, где надо и где не надо. А я должна терпеть унижения!
Пальцы сжимались в кулаки и разжимались. Мне хотелось избавиться от клокотавшей злости. Но я не понимала, куда её направить.
Закрыла изнутри комнату. Рухнула обратно в кровать, засучив ногами в воздухе. А когда силы злиться иссякли, отрубилась и доспала положенные пару часов сна.
В полдень моё состояние улучшилось. Но злость не испарилась.
Я ковырялась в своём гардеробе, чтобы выбрать наряд, способный вызверить Островского.
Жаль, что его сложно вывести из себя.
Нужно было что-то провокационное. Но чтобы он не сразу считал вызов.
Поэтому выбор пал на чёрное атласное платье. Вырез брал начало от самой талии. Но, когда идёшь прямо, наряд кажется почти скромным. Но стоит немного подуть ветру, как всё выглядит так, будто ты бросаешь вызов нравственным устоям.
В дополнение подошли бы лодочки на двухметровой шпильке, но мои стопы ещё не оправились от произошедшего.
Ровно в семь Островский, как чёрт из табакерки, объявился в нашей спальне, пока я наносила на лицо финальные штрихи.
Знала, что сейчас, пока я стою перед зеркалом в ванной, выгляжу приличной особой. Отчего Артём прошёлся ровным взглядом по моему наряду.
– Мы поедем на вечеринку к моему другу. Считай, это наш первый совместный выход в свет.
Глава 29
Накинула на плечи тонкий шёлковый плащ. Не хотелось раньше времени раскрывать Островскому секреты своего наряда.
Сам же Артём выглядел неприлично привлекательно. В чёрных брюках и чёрной рубашке. Из аксессуаров только часы и я.
Спустя полчаса мы заезжали на парковку элитного жилого комплекса, расположенного в Хамовниках. Вереница дорогих автомобилей, забуксовавшая на въезде, навела на мысль, что сегодня здесь будут веселиться все московские сливки.
Впереди нас рычал красный «Ламборджини». Своим звучанием намекавший, что его хозяину, кроме дорогой тачки, в этой жизни нечем хвастаться.
– И кто он, этот твой друг? – нарушаю тишину, царившую в салоне автомобиля.
– Михаил Сабуров, – сухо констатирует Артём, не отрывая внимания от лобового стекла, – нападающий ЦСКА и лучший бомбардир прошлого сезона.