Бессердечный ублюдок (страница 9)
Открыл одну из множества дверей, расположенных на втором этаже. Догадалась, что он привёл меня в хозяйскую спальню. В свою спальню.
Замерла на пороге, следя за действиями Островского. Тот неспешно ослабил галстук, бросая его на пол, и принялся расстёгивать рубашку. Забыла, как дышать, разглядывая его и пытаясь угадать намерения.
– Ну и что ты встала? – Оглянулся, одарив меня очередной колючей усмешкой.
– Не боишься, что испачкаю твои дорогущие ковры? – Топчусь на месте, не желая ступать на его территорию.
К слову, подол платья был так изгваздан, что за мной от кухни тянулся грязный след.
Островский явно не был нацелен вести со мной долгий диалог. Сократив разделявшее нас расстояние, он затащил меня в спальню и захлопнул за нами дверь. Пресекая попытки побега, мечты о которых можно было прочитать в моих зрачках субтитрами к злому взгляду.
Он стоял так близко, что меня окутал запах его туалетной воды и кожи. От меня, наверное, пахнет страхом и потом. От него чем-то свежим, с ноткой цитруса и прохладой морского бриза. Непроизвольно захотелось вдохнуть этот аромат, проталкивая поглубже в лёгкие. Я даже невольно качнулась в его сторону. Но Артём уже успел разорвать короткое прикосновение.
Но не отошёл, продолжая давить на меня своим ростом. И смотреть в моё лицо.
– Раздевайся, – отдаёт команду, будто я ещё одна собачка в его дикой стае.
Качаю отрицательно головой, страшась мысли, что он решил устроить нам обоим настоящую первую брачную ночь. Идея позволить прикоснуться к себе совершенно чужому человеку и подарить ему свою девственность показалась абсолютно чудовищной.
– Да ни за что, – выпрямляюсь, стараясь стать хоть чуточку выше, – я тебя вижу третий раз. С чего бы мне перед тобой раздеваться?
Островский вновь склоняет голову, изучая меня с интересом генетика, которому на стол попалась мышь с двумя хвостами.
– Ты. Моя. Жена.
Указательный палец моего так называемого мужа подцепил корсет, задевая холмики груди. И потянул вниз. Этот жест явственно намекал, где место моему платью. Рядом с галстуком мужа. На полу.
– Я хочу посмотреть, что мне всучил твой папаша, – на губах Артёма появляется тонкая улыбка. А в глазах – арктический мороз.
Сглатываю слюну.
– Я не буду заниматься с тобой сексом, – выдыхаю.
Хмыкает.
– Кто тебе сказал, что я хочу тебя? – изгибает тёмную бровь, смотря насмешливо.
И мне бы расслабиться, но обида пробирается под кожу острой иглой. Впрыскивая яд в кровь.
– Тогда чего же ты хочешь? – интересуюсь сухим ртом.
– Я уже сказал, Пустышка. Хочу увидеть, что приобрёл.
Что.
И вправду, будто получил товар с доставкой на дом, а теперь нужно проверить, что скрыто под толстым слоем картона.
Дорогие читательницы, если вам нравится роман, не забудьте, пожалуйста, лайкнуть)
Глава 11
– Я тебе не вещь, – процедила сквозь зубы, сожалея, что не имею таких же острых клыков, как у его пёсиков. Желание вгрызться в ярёмную вену Островского пульсировало во мне с такой силой, что мутило разум.
– Называй это как хочешь. Но ты моя жена. И отныне принадлежишь мне. Ты – моя, запомни, – изрёк с каким-то странным довольством. Совершенно необъяснимым.
От его слов внутри меня всё восстало. Хотелось немедленно доказать ему, как жестоко он ошибается. Наглядно продемонстрировать ему, что я могу уйти из этого дома прямо сейчас…
Но рациональная часть меня прекрасно понимает, чем на самом деле может закончиться мой побег. Меня вернут обратно. Силой. Выпустят ли потом из этого особняка – большой вопрос.
Поэтому лучше всё спланировать. И не поддаваться той горячке, что нахлынула на меня после подслушанного разговора.
Но всё же слова Островского резонировали с его поведением. Я принадлежу ему, но при этом ему совершенно не нужна?
Странный он. Или это просто игра?
– Хорошо, – киваю, силясь придать себе невозмутимый вид, – но ты поклянёшься, что не прикоснёшься ко мне.
Как же бесит этот его насмешливый взгляд. Будто в нашей вселенной и во всех остальных – я последняя девушка, которая способна вызвать в нём желание.
– Думаешь, у тебя есть возможность диктовать мне условия, Пустышка?
Его взгляд скользнул по моему лицу, растрёпанным волосам, по мокрому, грязному свадебному платью. Словно весь мой облик кричит о моём незавидном положении.
– Я тебя не знаю, – пожимаю плечами с деланым равнодушием. – Может, тебе нравится брать силой то, что тебе не дают по доброй воле.
Знаю, что дёргаю тигра за усы, но желание узнать ответ на этот вопрос перевешивает инстинкт самосохранения. Наверное, следовало бы вести себя смиренно. Притвориться послушной девочкой и вынести приготовленную мне кару. Но мой непослушный язык работает быстрее разума.
В глазах Артёма загорается недобрый огонёк.
– Будем считать мой ответ – жестом доброй воли. Эти руки тебя не коснутся. – Поднимает ладони вверх, словно демонстрируя свои честные намерения. Которым я не верю. – А теперь – вперёд.
Островский отходит, удобно устраиваясь в кресле, явно рассчитывая насладиться шоу.
Невольно сканирую его позу. Колени широко разведены. Чёрные дизайнерские брюки свадебного костюма обтягивают мускулистые бёдра, как и белоснежная рубашка – широкие плечи. Мой взгляд против воли устремляется к его ширинке, и я ловлю себя на мысли, что мне тоже стало… любопытно.
Что там под одеждой?
Как выглядит его кожа?
Какая она на ощупь?
Каково это – прикоснуться к ней губами?
Она везде такая золотистая, как его лицо и руки?
Безжалостное воображение подкинуло вид его белой голой задницы и загорелых ног, отчего губы непроизвольно кривятся в усмешке.
Хотя с него станется подставлять свои булочки солнцу для равномерного загара.
– Что нужно снять? – уточняю, припоминая, что под платьем у меня тонкое бельё и чулки. Всё белоснежное, как и положено невинной девушке.
Я никогда не представляла себя девицей, мечтающей о браке. И не связывала штамп в паспорте с чувствами к человеку. Но всё же была уверена: если когда-нибудь выйду замуж, то по любви. Если она существует.
И тонкие кружевные трусики тоже сниму перед человеком, который меня любит. А не тем, для которого моё оголение всего лишь забава. А я – смешная игрушка, которой можно помыкать и проверять на прочность, ожидая момента, когда она сломается.
Именно это делал со мной Артём.
– Всё, – последовал равнодушный ответ.
От этого слова меня мелко затрясло. Сердце забилось где-то в горле.
Держись, Ди. Он не стоит твоих слёз.
Что бы он там себе ни думал, я сильная.
Завожу руки за спину, нащупываю шнуровку от корсета и успешно развязываю узел.
Хотел цирковое представление – получай.
Корсет ослаб, но я всё равно с трудом стягиваю его с себя вместе с грязной юбкой.
На мне осталось кружевное бельё и чулки. Местами порванные, испачканные. Если бы это была игра на раздевание, то я в первую очередь сняла бы их, а потом лифчик и трусики.
Прохладный воздух касается обнажённых участков кожи, вызывая мурашки. Или это от взгляда моего мужа?
– Теперь ты, – выпячиваю подбородок вперёд.
– Что, прости? – делано удивляется.
– Хочу посмотреть, что всучил мне мой па, – парирую, копируя его интонацию.
Взгляд Артёма скользит по мне медленно, изучающе – от затылка до кончиков пальцев ног и обратно. Кожа загорается под этим взглядом, будто он прикасается ко мне физически.
Он выглядит так, словно ему вдруг интересно, что же творится в моей голове.
Островский поднимается с кресла, подходя ближе. Давая мне возможность вновь почувствовать его запах. Цитрусы, кофе, табак и злость.
Я замираю, следя за каждым его движением, как кролик за удавом. Не представляя, чего от него ожидать. Обходит меня по кругу, разглядывая своё приобретение со всех сторон, как статуэтку на аукционе.
Остановившись напротив и не отрывая от меня глаз, медленно берётся за пряжку ремня.
Простое движение, но я оказываюсь им загипнотизирована.
Я вижу, как его пальцы, увитые венами, вытаскивают кожаную полосу ремня из шлёвок брюк. Моё дыхание становится глубже, щёки пылают. И я толком не понимаю от чего. От жара его тела, что сейчас находится так близко? От его тёмного взгляда, пробирающегося под тонкое кружево?
Длинный ремень вытягивается на всю длину. Но кое-что во взгляде Артёма заставляет мои мысли, ставшие вязкими и тягучими, как расплавленная карамель, – спотыкаться.
В его глазах читается алчный азарт игрока, сделавшего большую ставку и предвкушающего выигрыш. А куш явно заманчивый.
Островский складывает ремень пополам и приподнимает им мой подбородок, не позволяя разорвать наш зрительный контакт. От прикосновения холодной кожи по телу пробегает электрический разряд.
– Я сказал, что не дотронусь к тебе руками и что тебя ждёт наказание. Помнишь? –голос Островского становится ниже, приобретая бархатистые нотки.
На его губах играет холодная улыбка, от которой мои внутренности сворачиваются пополам, складываются в конвертик и желают отправиться почтой России в какое-нибудь другое место. Желательно на край света. Подальше от этого дома и человека, которого я теперь вынуждена называть мужем.
Глава 12
Я неловко киваю, полностью дезориентированная его близостью, жаром тела, терпким ароматом парфюма и пронизывающим взглядом, под которым плавятся мои внутренности. Он действует на меня, как наркотик, лишая собственной воли. И меня это до ужаса пугает. Интуиция кричит, что Островский ведёт игру.
Извращённую и изощренную.
– Ну, допустим, – приподнимаю подбородок выше, силясь собрать остатки гордости, а заодно и волю в кулак, – неужели, мистер Грей, вы хотите показать мне свою красную комнату?
Смешинки, заискрившиеся в его голубых глазах, выдают, что он мгновенно уловил отсылку к скандальному персонажу.
На порочных губах Артёма расплывается новая улыбка. От неё мне хочется забрать свои слова обратно, потому что, похоже, я только что подкинула мужу идею о том, как меня истязать.
Артём медленно ведёт кожу ремня ниже, обрисовывая контур выступающих ключиц. И не сводя с меня глаз, касается затвердевшего соска. Такое простое движение, но меня будто током прошивает.
Грудь наливается тяжестью от непрошеного возбуждения. От самой ситуации. Я не понимаю, почему меня так заводит, что я стою в одном белье перед полностью одетым мужчиной. Который потрудился лишь снять с себя ремень.
– Любишь, когда тебя шлёпают, Пустышка? – голос Артёма становится бархатистым, низким, проникая под кожу.
Он наклоняется ко мне ближе, вдыхая запах у изгиба шеи. Меня это жутко смущает, потому что после попытки бегства я взмокла. Ощущаю себя загнанной лошадью в мыле.
Отстраняюсь, почему-то страшась показаться ему омерзительной. Но его взгляд из колюще-режущего вдруг становится задумчивым и почти тёплым.
– Люблю, когда меня уважают, – смело сообщаю первое, что приходит на ум. А сейчас доставка серого вещества явно заторможена из-за гормональных пробок. Тело бунтует, не позволяя моему организму нормально функционировать.
Островский хмыкает. Будто его крайне забавляет мой ответ. Он снова очерчивает кожей ремня сосок, слегка надавливая, отчего у меня перехватывает дыхание. Приходится прилагать максимум усилий, чтобы не попросить его о чём-то большем. Это было бы слишком лёгкой победой для него.
Я его хочу.
Но не так.
– А мне отчего-то кажется, что тебе нравится быть униженной, – Артём вновь приближает ко мне лицо, едва не касаясь своим носом моего. И одновременно с этим я ощущаю, как ремень скользит ниже по моему телу, направляясь к голому животу, судорожно подрагивающему от прерывистого дыхания.