– Конечно, – продолжал Сугияма, – искусственному мозгу потребуется тело.

Я взглянул на Карен: интересно, она уже слышала об этом до прихода сюда?

Похоже, учёные, первые начавшие делать искусственные мозги, поначалу не устанавливали их в роботизированные тела, и для личности, которую представлял собой воссозданный разум, это было подлинным кошмаром. Оказаться глухим, слепым, неспособным общаться или двигаться, в сенсорной пустоте, худшей, чем обычная тьма и тишина, лишённым даже проприоцептивного ощущения положения собственных конечностей, контакта кожи с воздухом или одеждой!.. Эти транскрибированные нейронные сети, как я читал в статьях, которые удалось найти, быстро начинали перестраиваться в соответствии с паттернами, характерными для ужаса и безумия.

– И поэтому, – продолжал говорить Сугияма, – мы дадим вам искусственное тело – тело, которое можно обслуживать, ремонтировать и обновлять неограниченно долго. – Он поднял руку с длинными пальцами. – Я не буду вас обманывать, ни сейчас, ни когда-либо впредь: пока что эти тела несовершенны. Но они тем не менее чертовски хороши.

Сугияма снова улыбнулся собравшимся, и его осветил луч небольшого прожектора: сначала тускло, потом со всё возрастающей яркостью. Позади него, как на рок-концерте, парила в воздухе гигантская голограмма его костлявого лица.

– Видите ли, – сказал Сугияма, – я сам – именно такая «загруженная» личность, а это – искусственное тело.

Карен кивнула.

– Я так и знала, – заявила она. Её проницательность произвела на меня впечатление: меня ему определённо удалось обмануть. Конечно, из всего Сугиямы были видны лишь его лицо и руки; остальное тело было закрыто трибуной или модным деловым костюмом.

– Я родился в 1958 году, – сказал Сугияма. – Мне восемьдесят семь лет. Я совершил переход шесть месяцев назад и стал одним из первых гражданских, подвергшихся загрузке в искусственное тело. В перерыве я подойду к вам и дам осмотреть себя вблизи. Вы увидите, что не всё со мной гладко – я это признаю – и что некоторые движения я не способен производить. Но меня это ни в малейшей степени не беспокоит, потому что, как я сказал, эти тела можно бесконечно совершенствовать по мере появления технологических новинок. Я не сомневаюсь, что в течение ближайших десятилетий появятся искусственные тела, неотличимые от биологических. – Он снова улыбнулся. – И разумеется, я – как и те из вас, кто пройдёт эту процедуру, – безусловно, доживу до этого момента.

Он определённо был мастером продаж, этот Сугияма. Разговор о сотнях и тысячах дополнительных лет жизни был бы слишком абстрактен – кто способен хотя бы вообразить такое? Но несколько десятков лет – это то, что потенциальные клиенты, у большинства из которых уже за плечами семь или больше таких десятков, способны оценить по достоинству. Ведь каждый из присутствующих здесь людей смирился с тем, что живёт последнее десятилетие – если не последний год – своей жизни. Пока, разумеется, «Иммортекс» не объявил о своём невероятном проекте. Я снова посмотрел на Карен: она слушала как заворожённая.

Сугияма снова поднял руку.

– Конечно, у искусственных тел много достоинств даже при современном уровне развития технологий. Как и наши искусственные мозги, они практически неуничтожимы. Черепная коробка, к примеру, титановая, усиленная волокнами из углеродных нанотрубок. Если вы решите прыгнуть с парашютом и парашют не раскроется, ваш новый мозг не пострадает при падении. Если, упаси бог, кто-то выстрелит в вас из пистолета или пырнёт ножом – вы практически точно не пострадаете.

Позади него появились новые голографические изображения, сменившие вид его лица.

– Но наши искусственные тела не просто прочны. Они сильны – сильны настолько, насколько вы захотите.

Я подумал, что сейчас покажут видео фантастических трюков: слышал, что «Иммортекс» разработала супермощные конечности для военных и теперь эта технология доступна и гражданским клиентам. Но вместо этого экран показал пару предположительно искусственных рук, непринуждённо вскрывающую банку маринованных огурцов. Я не мог даже вообразить, каково это – быть неспособным на такую простейшую операцию, но было очевидно, что на остальных демонстрация произвела глубочайшее впечатление.

Но у Сугиямы явно было что ещё предложить.

– Естественно, – сказал он, – вам больше никогда не понадобятся ходунки, трость или экзоскелет. У вас будет стопроцентное зрение, слух и отличные рефлексы; вы снова сможете водить машину, если вдруг не способны делать это сейчас.

Даже мне не хватало рефлексов и координации времён моей юности.

Сугияма продолжал:

– Можете попрощаться с болями и артритом, практически со всеми остальными недомоганиями преклонного возраста. И если у вас нет болезни Паркинсона или Альцгеймера, то уже никогда и не будет. – Я услышал вокруг шепотки, Карен тоже что-то пробормотала. – Забудьте о раке или сломанных бёдрах. Скажите сайонара ^[3] подагрическим суставам и макулодистрофии. С помощью нашего процесса вы получите практически неограниченный срок жизни с безупречным зрением и слухом, с бодростью и силой, самодостаточностью и достоинством.

Он ослепительно улыбнулся аудитории. Многие кивали или говорили что-то явно одобрительное своим соседям. Это и правда выглядело очень привлекательно, даже для людей вроде меня, чьи повседневные неприятности ограничивались повышенной кислотностью или случайной мигренью.

Сугияма позволил зрителям несколько секунд поболтать, после чего снова поднял руку.

– Конечно же, – сказал он, словно это была сущая ерунда, – есть небольшой нюанс…

Глава 2

Я знал, о каком «небольшом нюансе» говорит Сугияма. Несмотря на все его слова о переносе сознания, на самом деле «Иммортекс» не умел этого делать. В лучшем случае сознание копируется в механизированное тело. Из чего следует, что оригинал после этого продолжает существовать.

– Да, – сказал Сугияма, обращаясь к аудитории, частью которой были мы со старой леди по имени Карен, – с момента активации вашего синтетического тела вас становится двое: две сущности, которые являются вами. Но кто из них настоящий вы? Вашим первым импульсом может быть ответить, что тот, что из плоти и крови, и есть настоящая Маккой ^[4]. – Он качнул головой. – Интересная философская проблема. Я соглашусь, что эта версия и вправду существовала раньше другой, – но делает ли первенство её настоящей? В вашем внутреннем представлении о себе кого вы посчитали бы настоящим собой: того, кто страдает от болей и ломоты в костях, того, кто плохо спит ночью, того, кто стар и дряхл? Или энергичного себя, полноценного умственно и физически? Того себя, что каждый день живёт с радостью, а не страхом, у которого впереди десятки и сотни лет жизни вместо – прошу меня простить – считаных месяцев или лет?..

Я видел, что Сугияма перетягивает аудиторию на свою сторону. Конечно, все они добровольно пришли на эту рекламную лекцию, так что, надо полагать, уже были предрасположены по крайней мере к тому, чтобы оценивать предлагаемое непредвзято. Вероятно, какой-нибудь условный Джо с улицы с ними не согласился бы – но обычному Джо с улицы услуги «Иммортекс» явно не по карману.

– В прошлом вокруг этого велось много споров, но в последние несколько лет всё улеглось, – продолжал Сугияма. – Самая простая интерпретация оказалась самой верной: человеческий разум – не что иное, как программное обеспечение, выполняемое устройством, которое мы называем человеческим мозгом. Когда ваш старенький компьютер устаревает, вы, не задумываясь, относите его на помойку, покупаете новый и загружаете все свои программы в него. «Иммортекс» делает то же самое: программа, которая является вами, начинает работать на новой, улучшенной платформе.

– И всё равно это не настоящий я, – проворчал кто-то из сидящих впереди.

Если Сугияма и услышал этот комментарий, то даже не вздрогнул.

– Вот вам старая головоломка с семинаров по философии. Отец даёт вам топор. Через несколько лет безупречной службы у топора ломается топорище, и вы его заменяете. Это по-прежнему тот топор, что отец вам дал? Конечно, с чего бы нет? Но ещё через несколько лет раскалывается металлическая часть, и вы заменяете и её. Теперь в топоре не осталось ничего от оригинала – но он был заменён не весь сразу, а по частям. Является ли он по-прежнему топором, который дал вам отец? Прежде чем вы ответите, задумайтесь над тем фактом, что атомы, составляющие ваше тело, полностью меняются каждые семь лет: в вас сейчас нет ни единой частички того, что когда-то было младенцем, живущим и поныне; всё многократно сменилось. По-прежнему ли вы – вы? Разумеется, да: тело не имеет значения, физическая реализация неважна. Важна непрерывность бытия: существо топора восходит к подарку, сделанному вам отцом; он по-прежнему остаётся тем подарком. И поэтому… – он подчеркнул следующие слова указующим движением пальца, – каждый, кто помнит, как был вами, – это вы и есть.

Я не был уверен, что это меня убедило, но продолжал слушать.

– Не хочу говорить неприятные вещи, но знаю, что вы все реалисты; будь это не так, вы не оказались бы здесь. Каждый из вас знает, что ваш естественный срок жизни практически истёк. Если вы решите подвергнуться процедуре, то именно новый вы продолжите жить в вашем доме, в вашей семье, среди ваших друзей. Однако следующая версия вас будет помнить этот самый момент точно так же, как и всё, что происходило с вами; она будет вами.

Он замолчал. Я подумал, что быть синтетическим лектором не очень удобно: живой человек мог бы оправдать паузу необходимостью выпить воды. Но через мгновение Сугияма спросил:

– Но что же станет с оригинальным вами?

Карен наклонилась ко мне и прошептала зловещим шёпотом:

– Сойлент Грин ^[5] – это люди!

Я понятия не имел, о чём она.

– Ответ, разумеется: нечто потрясающее, – сказал Сугияма. – Прежняя версия вас проживёт остаток жизни в неописуемой роскоши в Верхнем Эдеме, нашем комплексе для престарелых на обратной стороне Луны. – Позади Сугиямы начали проплывать фотографии чего-то, напоминающего пятизвёздочный курорт. – Да-да, мы основали первое гражданское поселение на Луне и не жалеем никаких расходов, так что обеспечим вашему прежнему «я» первоклассный уход до тех пор, пока не наступит тот печальный, но неизбежный день, когда бренная плоть окончательно сдастся.

Я читал, что «Иммортекс» кремирует умерших прямо там и, разумеется, не устраивает ни похорон, ни могильных плит – ведь, в конце концов, как они утверждают, личность продолжает жить…