– Ты ушел в холл, а я в туалет. Иду обратно, и этот, – бросила она брезгливый взгляд, – схватил меня и усадил на колени. Начал лапать. А я ненавижу, когда меня трогают. Ну, я и врезала ему. Но немного не рассчитала, – пожала плечами она.

– Понятно, – Лев потер переносицу. – И давно у тебя это?

– Что? – выпучила она свои прекрасные зеленые очи.

– Ты сказала, не любишь, когда тебя трогают.

– А-а-а, это. Да, давно, – произнесла девушка, отведя взгляд.

– Полиция приехала! – воскликнула официантка, стоявшая рядом.

Соня и Лев одновременно обернулись, а один из полицейских вдруг расплылся в ехидной улыбке.

– Мышка, опять ты? Кто на этот раз?

– Дай угадаю, – усмехнулся Лев, – тоже твой родственник?

– Это мой кент со двора. Привет, Расул! Как жизнь? – Соня подняла ладонь в знак приветствия.

– Ну, как ты думаешь, Мышка? Весело, благодаря тебе, – посмеялся парень. – Так, что у нас тут?

Он наклонился к «потерпевшему» и принялся с интересом его разглядывать.

– Я так понимаю, твоя работа? – поинтересовался он, подняв голову и поймав взгляд Сони. – Ты как серийный убийца, Мышка. Уже имеешь свой почерк. Бьешь прямо в нос.

– Спасибо, – фыркнула девушка. – Я старалась, чтобы крови в этот раз было немного.

– Немного, бл***? Ты меня изуродовала! – начал протестовать мужик.

– Сиди уже, – недовольно буркнул Расул.

– Вот здесь запись с камер, – хостес протянула флешку напарнику участкового.

– О, вот это хорошо. Вот это молодцы! Ну рассказывай, Мышь, чё ты тут устроила?

Лев смотрел на этот театр абсурда со стороны и совершенно неожиданно для себя осознал, что Соня нравится ему еще больше. Вот только одну ее опасно оставлять для жизни… окружающих.

Участковый, посмотрев видео, заявил, что здесь налицо домогательство и самооборона. «Потерпевший» тут же переобулся, начал извиняться и плакаться, что его бросила жена и он пришел залить горе горькой. Градус повышался, а мозги отключились. Соня только цокала, закатывала глаза и острила. Но на мировую все-таки пошла, потому что: «Мне этот гемор нафиг не сдался на ночь глядя. Оформляй».

***

– Извини, что так получилось. Вообще-то это приличное место, – сокрушался Лев, когда вез Софью домой.

– Бывает. В любом приличном обществе есть неприличные люди, – философствовала Соня.

– Хорошая фраза. Надо запомнить, – Лев внимательно следил за дорогой, но украдкой поглядывал на девушку.

– А почему тебя называют Мышкой?

– Это с детства, – тихо засмеялась она. – Когда мне было четыре, мама вышла замуж за отчима. Он меня удочерил, дал свое отчество и фамилию. От первого брака у папы двое сыновей. Когда он привел нас знакомиться с его родней, я очень страшно всех боялась и держалась за мамину юбку. И на все вопросы отвечала тихо-тихо. И сестра папы сказала, что я пищу, как мышка. Ну вот.

– А драться тебя тоже папа научил?

– Не-е-ет. Папа научил меня стрелять. Он любит охоту. Мои братья занимались боксом и меня немного приобщили.

– Брат, который чеэсник?

– Да. Один из.

– А то, что твой друг сказал, – правда?

– Что именно?

– Что у тебя почерк, как у серийного убийцы?

– Не-е-ет, – засмеялась Соня. – Это прикол у нас такой. Я только один раз ударила парня, который распустил руки. Это было в нашем дворе. Мне было лет 18.

На несколько секунд воцарилось молчание. Лев хотел задать очень важный, но неудобный вопрос. Однако не знал, как сделать это правильно.

– Можно последний вопрос?

– Давай.

– Почему ты не любишь, когда тебя трогают?

Он мельком взглянул на Соню, а она и бровью не повела.

– Меня в детстве пытались похитить цыгане на Зеленом базаре.

– Да ладно! – воскликнул Лев. – Не может быть! Ты шутишь?

– Серьезно! Я понравилась жене цыганского барона, потому что была белокурая и кучерявая.

Лев громко засмеялся.

– Понятно, – он крутанул руль и машина повернула направо, – не хочешь об этом говорить?

– Не хочу, – отрезала Соня.

Лев припарковался в ее дворе и заглушил мотор. Он догадался, что Софья немного зажата после случившегося. Ему очень хотелось слегка коснуться ее руки, но пришлось сдержаться. И, когда она поблагодарила за вечер и спешно покинула салон, он точно решил, что эта встреча не последняя.

Глава 8

Софья. Наше время

Умывшись и переодевшись в домашние шорты и майку на тонких бретельках, иду на кухню заварить себе чай. Поплакала, пострадала и вроде бы успокоилась – нам не привыкать. На столе звонит мобильный, а на дисплее высвечивается фотография мамулечки. Только она может звонить так поздно.

– Привет, мам!

– Привет, дочь! – передразнивает она. – Почему трубку не берешь?

– Пардон, была в ванной, не слышала. А что?

– А что у нас с голосом? Ты что, плакала? – у мамы тон бывалого следователя. Нет, ну как она это делает?

– Не-е-ет, просто Кеша чудит. Мне опять предъявили за его непристойное поведение, – отшучиваюсь я.

– Не кот, а простигосподи, – цокает маман.

– Не гоже, ваше сиятельство, так о внуке, – призываю к совести этой святой женщины.

– Кстати, о птичках… – резко меняет тему мама.

– О нет, не начинай, пожалуйста.

– Я и не собиралась. Я хотела напомнить, что в воскресенье у нас бошук-той – «праздник колыбели» и национальный обряд уйгуров. Сыну Амины 40 дней. Не забудь.

– Опять? Блин, мать, я скоро разорюсь на этих тоях. Это же стабильно опять десятку нести.

– Не ной! Вот замуж будешь выходить или родишь, тебе родня по двадцатке принесет. И гулять будут три дня от радости.

– Даже если эту двадцатку умножить на количество нашей родни, моя свадьба не окупиться, – фыркаю я. – Ты только поэтому звонишь или еще что-то? – по голосу ведь чувствую, что недоговаривает.

– Да, еще, – делает многозначительную паузу, а по спине пробегает холодок.

– Что-то с папой? – со страхом спрашиваю.

– Не-е-ет. Что с ним станется? Он живее всех живых, – мама сначала смеется, а потом голос звучит ниже. – Сонь, я видела твоего отца.

Молчу. Сжимаю в кулаке чайную ложку и кусаю губы.

– Ты здесь? – зовет мама. – Соня?

– Да, – отвечаю сипло. – И где ты его видела?

– На ярмарке. Мы с папой ездили туда за мясом. Столкнулись случайно. Узнал меня сразу. Первый даже подошел.

– М-м-м, – тяну еле слышно.

– Про тебя спрашивал.

– Ох, мам! – протестую я. – Вы не виделись почти сорок лет, и тут он вдруг вспомнил: «А-а-а, у меня же, кажется, дочь есть от этой женщины!».

– Софа, ну что ты так реагируешь ?

– А как мне реагировать на человека, который тебя беременную бросил и развелся? М? Не поздно он спрашивает про меня? Может, еще двадцать лет подождет, пока я на пенсию не выйду?

– Так, понятно, – обреченно вздыхает мама, – ты не готова к разговору.

Соплю в трубку, пытаясь унять гнев и горечь. Не знаю, что меня больше разозлило: то, что мама спокойно говорит о человеке, который ее предал в самый важный момент, или что он спрашивал про дочь, которую не захотел признавать?

– Не готова. И не буду, – веду себя сейчас, наверное, как капризный ребенок, но биологический отец – больная тема для меня.

– Хорошо. Не злись, а то морщины раньше времени появятся, – мама переводит все в шутку. – Ложись пораньше и не пускай кота в кровать.

– А кого мне еще туда пускать, если не кота?

Прощаюсь с мамулечкой и погружаюсь в болезненные детские воспоминания. Нет-нет, у меня было счастливое детство: мама, бабушка Алла, дедушка Ваня. Мы жили вчетвером в этой самой квартире в «Золотом квадрате» – центре Алматы. Я купалась в маминой любви и ласке, а баба с дедом меня всячески баловали. Алла Федоровна преподавала музыку в консерватории, дед Иван Васильевич работал фотографом в газете «Казахстанская правда». Типичная интеллигентная семья. Но в детском саду, из которого меня забирал обычно дедуля, я стала замечать, что за другими детьми приходят мужчины помоложе и ребята называют их папами. Когда я спросила об этом маму, она почему-то заплакала и ответила, что мой папа на небе. Фотографий в то время и так было с гулькин нос, поэтому я никогда не задавалась вопросом, как он выглядел. Мне было тогда всего четыре.

Моя мама – Наташа – учительница русского языка и литературы. В 90-м она стала классным руководителем пятиклашек, и вот тут началось самое интересное. Были у нее там двойняшки: Равиль и Анвар. Один – серьезный, усидчивый, другой – хулиган хулиганом. Она пару раз вызывала родителей в школу, но приходили тети. А когда Анвар выбил окно в кабинете математики, мама не выдержала и сама позвонила его отцу. Он прибежал на следующий день в школу и… влюбился в маму с первого взгляда. Оказывается, жена Дильшата Касымова умерла несколько лет назад от рака. Мужчина работал стоматологом, а с детьми помогали его сестры. Только он не сразу признался маме в своих чувствах, а после первого родительского собрания. Мама его ухаживания приняла, несмотря на то, что он был другой национальности. Ближе к Новому году Дильшат сказал, что хотел бы представиться семье. У бабушки 24 декабря как раз был день рождения, и мама его пригласила.

И вот праздничный стол накрыт, на часах уже восемь вечера, а дорогого гостя все нет и нет. Мама вся извелась, то и дело поглядывала в окно, перешептывалась с бабушкой. Наконец раздался звонок в дверь, которую пошел открывать дед. На пороге стоял взлохмаченный, избитый, замерзший мужик с выбитым зубом и запекшейся кровью на губе. В руках он сжимал несчастный, помятый букетик гвоздик. Дедушка Ваня посмотрел на него с ног до головы, повернул голову и крикнул через плечо:

– Аллочка, кавалер пришел. Ну, проходи. Иван Васильевич, – представился дед.

– Дильшат, – кивнул гость.

Мужчины пожали друг другу руки, а когда из зала выбежали женщины, дед развернулся и по дороге в комнату пробурчал что-то себе под нос.

Много лет спустя, когда дед уже был без ума от зятя, бабушка призналась, что пока Дильшат со мной знакомился, он зашел к бабе на кухню и шепнул ей на ухо:

– Господи, Аллочка! И где она только таких у*бищных находит?

Характер у меня все-таки дедовский.

На самом деле мой будущий папа мог просто до нас не дойти. По дороге на него напали воры и, пригрозив ножом, сняли импортное пальто и часы. Это были 90-е. Тогда даже в центре города тебя могли раздеть.

Мы с маминым ухажером быстро нашли общий язык, потому что он умел показывать фокусы и с удовольствием катал меня на спине, изображая лошадку. А когда они поженились, он меня удочерил. По сей день я так и осталась для него единственной дочкой, потому что позже мама родила ему еще одного сына.

Не вся уйгурская родня Дильшата приняла меня и маму с первого раза. Некоторые первое время смотрели косо, но потом оттаяли и подружились с Наташей. С 91 года я жила в полной семье, с родителями и новыми братьями. Родители отчима были хорошими, тихими пенсионерами и жили в большом частном доме на окраине Алматы. И я с большой любовью помню их уйгурский дворик, залитый солнечным светом, стену, увитую виноградной лозой, голубую деревянную летнюю кухню и большой сад, где цвели яблоня, груша, урюк и персики. В сезон они падали на сочную траву, и мы с братьями и сестрами собирали их для компота.