– Патри… патриар… – Нейт был озадачен.

– Она имеет в виду, что ты победил. – Я улыбнулась братишке, и он просиял.

Эта новая версия Нейта подтолкнула приятелей соперничать за его внимание, и брат больше не нуждался в том, чтобы я сидела рядом и держала его за руку, пока он засыпает. Но он этого не забыл. Наша связь окрепла, благодаря чему годы спустя Нейт объявился у меня на пороге перед тем, как «зависнуть с самой клевой девчонкой в школе». Глория к тому моменту уже успела нагрузить его наставлениями: не акцентируй внимание на ее внешности, но сделай комплимент тому, как оригинально она мыслит; не прикасайся к ней без ее словесного позволения, – и от меня Нейт хотел лишь совета, что надеть (кеды или кроссовки), и узнать, что я думаю насчет того, нравится ли он ей по-настоящему. Короче, спросить о реально важном.

– Расслабься, Джуниор, – сказала я ему. – Возможно, она не догадается, что ты задрот.

Он обнял меня, одновременно вывернув мне руку, после чего ушел, хлопнув входной дверью.

Чуть позже Нейт приводит ко мне в спальню Би. Я списываю ее явление на побочный эффект таблеток и смотрю сквозь Би добрую минуту, а потом закрываю глаза и отворачиваюсь. Нейт недовольно цокает.

– Ева.

Я вновь перекатываюсь на другой бок – подруга все еще здесь, наблюдает за мной исполненными печали глазами.

– Би?

– Ты что, не сказал ей, что я заеду? – спрашивает она у Нейта.

– Сама попробуй скажи ей что-нибудь, – бурчит он в ответ.

Нейт уходит на работу, а Би сбрасывает кроссовки «Пума» и забирается ко мне в постель. Кладет мою голову себе на колени и говорит, что после случившегося у меня есть полное право чувствовать себя сломленной, разбитой. Нет ничего утешительнее слов, которые произносит ваша лучшая подруга, когда вам по-настоящему хреново, когда грудь стягивает так, что кажется, будто легкие расширяются сделать вдох, только рассудив, точно ли он нужен. Поглощенная тоской по Кью, я и не догадывалась, как мне не хватало Би.

Би убаюкивает меня, и, расслабившись, я засыпаю, все так же лежа у нее на коленях. Когда я просыпаюсь, она сидит у окна, затягивается сигаретой, хотя собиралась бросить курить еще несколько месяцев назад.

– Эта фигня тебя прикончит, – говорю я.

– Всем нам однажды на тот свет, – бездумно парирует Би, но, осекшись, тушит сигарету в чашке из-под кофе, которую держит. Перебравшись обратно на кровать, она склоняет голову набок. – Господи, детка, как паршиво ты выглядишь. – Ее голос проникнут нежностью.

Я хочу признаться Би, как иногда посреди ночи выбираюсь из кровати и спускаюсь в гостиную, открываю ноутбук и перечитываю электронные письма от Кью. Хочу честно рассказать, что чаще всего открываю то, которое он прислал мне накануне нашей свадьбы – в нем он просит: «Обещай, что не пожалеешь», – и что иногда чувство вины проявляется осязаемым комком в горле; я от него задыхаюсь. Это я вынудила Кью пожалеть – пожалеть, что он выбрал меня. И как бы я его ни любила, моей любви оказалось недостаточно, и он ушел.

Но я молчу. Это совсем не то, чего людям хочется услышать от скорбящей.

В ответ на мое безмолвие Би поджимает губы и, подтянув к себе миниатюрные ступни и разглядывая педикюр, меняет тему. Она загорелая и красивая – сердцеедка с волосами чернильно-черного цвета.

– Прости, что я так долго добиралась сюда, детка. Когда до меня наконец дошли сообщения от Гло, я еле-еле поменяла билет. А потом все рейсы задержали на несколько дней. «Неблагоприятные погодные условия». Чтобы добраться сюда побыстрее, мне пришлось лететь из Буэнос-Айреса через Стамбул. Я прилетела вчера вечером и сразу же поехала к тебе. – У Би джетлаг, она измотана, но она здесь. И не жалуется. – Скажи, чем помочь?

– Мне нужен кто-то, кому так же тоскливо, как мне.

– Я тут слышала, что есть один такой человек, но ты на ее звонки не отвечаешь.

Она имеет в виду Аспен, но я пока не готова ступать на этот шаткий, не вызывающий положительных эмоций мост.

– Это тебе Глория рассказала?

– Ну да. Ты же с телефоном не дружишь.

Я больше не способна улыбаться, но если бы могла, то улыбнулась бы прямо сейчас.

– Я не хочу с ней разговаривать.

– С Глорией?

– С Аспидом. – Такое прозвище Би дала Аспен после того, как имела несчастье познакомиться с ней вживую.

– А с кем ты хочешь разговаривать? – спрашивает Би.

Я поворачиваю голову так, чтобы видеть ее.

– С моей лучшей подругой.

– Я с тобой.

Я вновь смотрю в потолок.

– А его больше нет.

Би не успевает ответить – в комнату стучится и заходит Ма. Она быстро обнимает Би, они переглядываются.

– Как поживаешь, Белинда? – Ма ни за что не назовет ее «Би». Я как-то спросила почему, и Ма сказала: «Она что – машина?» И тема закрылась.

– Поживаю прекрасно, спасибо, тетушка, – отвечает Би, вся такая вежливая и улыбчивая. Нет сомнений, что каких-то двадцать часов назад она накуривалась черт-те где, голая по пояс, но ради моей матери Би надевает маску благопристойности.

– Замечательно выглядишь, – отмечает Ма. – Может, ты сумеешь уговорить Еву хоть что-нибудь съесть. Я плантанов нажарила.

– Не надо так, Ма. Не втягивай Би в свою священную войну за калории, – ною я.

– Тебе нужно поесть. Скажи ей, что она должна поесть.

– Тебе нужно поесть, детка, – говорит Би.

– Иуда.

Ма гладит меня по голове.

– Тебе нужно что-то съесть перед тем, как пить лекарства. – Она произносит это так, будто мне предстоит проглотить таблетку-другую антибиотика амоксициллина, прописанного от ангины, а не успокоительные, которые я пью, чтобы не думать о мучительных реалиях своей жизни.

Я с трудом принимаю сидячее положение, а Би взбивает подушки за моей спиной. Ма приносит еду, и они с Би садятся по обе стороны от меня: Ма – с тарелкой в руках, Би – со стаканом воды. Кормят как ребенка, и я умудряюсь съесть восемь полных ложек риса с плантанами, затем объявляю, что сыта, и, к счастью, мне в ладонь кладут таблетки.

– Ты же никуда не уйдешь? – начав клевать носом, бормочу я Би.

– Нет, не уйдет, – отвечает за нее Ма. – Белинда, спускайся в кухню, выпьем чаю.

Я снова проваливаюсь в сон, падаю с обрыва в обволакивающее временное забытье. Прежде чем уснуть, я спрашиваю Би: «Тебя печалит, что он умер?», но отключаюсь, не успев услышать ее ответ.

5

Еще до смерти Квентина в худших моих снах с его участием он одумывался, осознавал себя полубогом в сравнении со мной, жалкой смертной, и бросал меня ради кого-то более достойного. Типа Бейонсе. Или Афродиты. Что, конечно, тупо, стереотипно и вообще полная фигня, потому что – барабанная дробь – это я завидная партия, и я по-прежнему здесь, а он уже мертв.

Теперь мне снятся другие сны. Кровь, слезы, мимолетные поцелуи, его голос, вопрошающий, почему я его не спасла. Воспоминания смешиваются со снами и превращаются в кошмары.

– Ева. – Би убирает волосы у меня с лица. – Детка. Т-с-с, это я. Все хорошо. Это просто сон.

Влажная от пота одежда облепила тело. Сердце колотится так, что я чувствую пульсацию в горле. Я не утираю слезы: боюсь увидеть собственные пальцы в крови Кью. Я всматриваюсь в лицо Би до тех пор, пока сердечный ритм не замедляется. Подруга сидит на кровати. В руке у нее оладушек, смазанный сливочным маслом, она сняла парик. Косам, что скрывались под ним, как минимум две недели. В накрашенных губах торчит незажженная сигарета. Она как картинка. Я бы на ее месте выглядела так, будто только что очнулась после трехдневного трипа на метамфетамине. У Би же вид, словно она секунду назад сошла со страницы модного журнала «Вог».

– Пойдем на кухню, – говорит она и демонстрирует мне оладушек. – Я там завтрак готовлю.

Мои неверные ноги замедляют наше перемещение, но, очутившись за кухонным столом, я получаю от Би тарелку с беконом, а она тем временем смазывает маслом очередной оладушек. Возможно, позже меня стошнит завтраком, но это уже хоть какой-то прогресс. Я принимаю чашку с мятным чаем.

– Хочешь рассказать про свой дурной сон? – спрашивает она.

Не хочу. Но это Би, и разговоры, возможно, отвлекут ее от осознания, что я не буду есть всю ту еду, которую она наготовила, поэтому я пытаюсь объяснить про кровь со слезами и какую эйфорию – вопреки всей кошмарности сна – я испытала, на мгновение вновь оказавшись в объятиях мужа. Би склоняется ко мне и приобнимает за плечи, пока я успокаиваюсь.

– Послушай, детка. – Би садится рядом, берет с тарелки две полоски бекона и протягивает их мне. – Тебе нужно с кем-то это проговаривать. Ну, как бы, я всегда рядом, но, знаешь, есть специальные люди, которые разбираются с подобным.

– С мужьями, которые ни с того ни с сего покончили с собой? – Надеюсь, Би уловит ехидство в моем голосе.

– С тяжелыми утратами. – Похоже, не уловила.

– Предлагаешь обратиться за профессиональной помощью? – Невозможно скрыть, как меня отвращает сама эта идея.

– Это просто идея, – не отступается Би. – Я подозреваю, у тебя нет желания изливать самые сокровенные чувства родителям. Или даже Глории. Хотя Бог свидетель – эта женщина свято верит, что сумеет привести тебя в чувство юридическими методами.

Би не то чтобы не права. Я манкировала всем, что должна была сделать. Нужно отдать несколько распоряжений и получить свидетельство о смерти. Моя голосовая почта забита сообщениями от полиции, которой необходимо со мной пообщаться, от Аспен, которая… Нет. Пора начать разбираться с делами, но мне сложно даже просто дышать. Выживание – бесконечный труд. Продолжать существование – непомерно тяжкая задача. У меня новая работа – профессиональная плакальщица. Ни на что другое времени нет. И мне хочется напомнить Аспен, напомнить всем вокруг, что прошла всего лишь неделя.

Я тупо смотрю на Би и молчу. Подруга знает, что перегнула палку. Она стискивает мою руку и больше не настаивает на поедании свинины.

Я отправляюсь обратно в кровать, а Би остается мыть посуду.

В отличие от большинства выпускников филфака мне повезло: сразу после университета я устроилась на работу, которая имела некое отношение к моей специальности. Да, это был «Свой круг» – претенциознейший журнал из всех, что когда-либо попадали на полки самого концептуального продуктового магазина в вашем районе, журнал, нацеленный на людей (вероятнее всего, на бородачей – или жен бородачей), которые стремились вести образ жизни, настолько далекий от убожества ширпотреба, что им требовались рецепты закруток из крапивы и семян чиа и инструкции, как поизящнее разложить только что собранную с грядки морковь на столе для пикника в сельском стиле. И да, «Свой круг» был сравнительно новым изданием, и почти никто не сомневался, что долго он не просуществует, но работа там позволила бы мне совместить писательство и дизайн, поэтому, получив предложение занять должность куратора сайта, я с радостью его приняла и с тех пор с невозмутимым видом реагировала на вопросы Глории вроде: «Что это еще за люксовая-хуюксовая работа такая?»

Днями напролет я трудилась над сайтом «Своего круга»: писала посты в блог журнала, редактировала фотографии букетов лаванды, искусно расставленных по стеклянным банкам, и создавала цифровые иллюстрации на тему «Шопинг в секонд-хендах – это чудо». И выходило у меня так здорово, что чуть больше чем через год меня повысили до старшего куратора сайта. Нейт завел привычку приветствовать меня фразочками типа «Как делишки, сестричка? Что там нового в мире модной мешковины?», но это стоило солидной прибавки к зарплате, которую я получила: мы недооценивали, до чего людям не хватало всей этой идиотской бохо-дребедени.