Подпольные клиники города редко имели вывески. Не из-за страха – страх тут давно был встроенной функцией. Просто лишние слова казались неуместными, когда главное, что ты продаёшь, – это вмешательство в саму основу человека. К Мареку дорога всегда лежала вниз. В буквальном смысле. Рэй знал маршрут почти на ощупь: старая грузовая улица вдоль портовых складов, потом узкий проулок между ржавыми контейнерами, ещё один – где пахло старыми водорослями и чем-то сладковато-гнилым, затем железная дверь без ручки, которая впускает только тех, кто знает правильный ритм стука.

Ритм остался тем же. Два коротких. Пауза. Один. Потом ещё один, словно ленивое “ну давай уже”. Дверь скрежетнула, как если бы сама решала, достоин ли он, и открылась внутрь. Тепло ударило сразу, густое, плотное, как влажное полотенце. И запах – не просто больничный спирт или гниль. Здесь пахло живыми жидкостями, растворённой химией, железом, человеческим потом и чем-то ещё… почти пищевым. Как на кухне, где готовят мясо, но давно забыли, что это – люди.

– Закрывай, – сказал голос из глубины. – Ты создаёшь сквозняк, а мои органы обижаются.

Рэй закрыл. Лампочки под потолком светили жёлтым, старым светом. Здесь всё было слегка липким на вид. Пластик столов – с микротрещинами, металл – с налётом времени, стены – с пятнами, происхождение которых лучше не уточнять. Клиника Марека не была грязной в буквальном смысле – она просто была слишком живой. Слишком насыщенной присутствием тела – разобранного, пересобранного, ожидающего своей очереди.

Вдоль стен – пластиковые контейнеры с жидкостями разной плотности. Внутри плавали органы. Некоторые – обычные: печень, фрагменты лёгких, куски мышц, сложенные слоями, как мясо на витрине. Другие – не совсем. Слишком гладкие. Слишком симметричные. Чужие. Иногда – с крошечными световыми вкраплениями, словно внутри них встроили микроскопические светлячки. Фактически – так и было.

На лавке у стены сидело трое. Женщина с перевязанной рукой, у которой на коже около локтя уже начинал проступать контур будущего импланта – узор, похожий на морскую раковину. Мужчина с перенесёнными, судя по шрамам, тремя или четырьмя “апгрейдами”, уткнулся взглядом в пол, будто слушал, как что-то внутри него перестраивается. И подросток – слишком молодой для этого места, но достаточно взрослый для отчаяния. Он нервно перебирал пальцами край куртки, то и дело заглядывая на двери операционной, как будто оттуда вот-вот вынесут будущего его.

– Очередь живая, – сказал тот же голос, уже ближе. – Теоретически.

Марек всегда появлялся неожиданно. Не потому, что любил эффект. Просто он двигался тихо, как человек, привыкший к хрупким вещам. Ростом чуть ниже Рэя, сутулый, с вечным ощущением недосыпа на лице. Волосы – когда-то светлые, сейчас цвета “поздно обращать внимание”. Неопрятная борода. Под халатом – старая футболка с логотипом какой-то корпорации, которую давно уже поглотили другие. На шее – защитная маска, спущенная на грудь. Руки – тонкие, с длинными пальцами, на которых кожа была местами слишком гладкой, местами – шрамоватой. Пальцы хирурга, механика и преступника одновременно.

– Дуро, – сказал он, и это прозвучало не как “привет”, а как диагноз. – У тебя на лице написано “я принёс тебе новую головную боль”.

– Просто я соскучился, – спокойно ответил Рэй. – Решил проведать, как твои дети.

– Они растут, – сказал Марек, кивнув на контейнеры. – Некоторые – даже в тех направлениях, в которых я планировал. Другие – как обычно.

Он подошёл ближе, прищурился.

– Ты пахнешь официальной проблемой, – добавил он. – Это не комплимент.

– Я редко приношу комплименты, – сказал Рэй. – Мне срочно нужен твой взгляд. И твоя память. Особенно та её часть, где ты хранишь всякую… дрянь.

– Обычно за это платят, – лениво заметил Марек. – Иногда деньгами. Иногда молчанием. Иногда чужими секретами. У тебя что?

– У меня – дело, – сказал Рэй. – И если быть честным, чуть-чуть ада впридачу.

Марек вскинул бровь.

– Тогда иди сюда, ад мы любим. Он греет.

Он провёл Рэя в глубину. Там была его “операционная” – если так можно назвать комнату три на пять метров, где всё пространство занято столом, трёхмерными манипуляторами, старым, но надёжным медсканером и хаосом аккуратно разложенных инструментов. На полке стояли банки с какими-то питательными растворами, рядом – нелегальные препараты для ускоренной регенерации, дальше – наборы биочипов в запаянных пакетах, на которых значилось что-то вроде “не использовать без калибровки” – что здесь, конечно, никто не соблюдал.

На потолке медленно вращался вентилятор, который не справлялся с влажностью, но старательно делал вид, что трудится. Воздух здесь был ещё плотнее, чем в зале. Он обволакивал кожу, как будто сам пытался стать вторым эпидермисом.

– Итак, – сказал Марек, усаживаясь на высокий табурет и жестом предлагая Рэю другой. – Убеди меня, что мне стоит тебя слушать, а не выгнать обратно в твой законный мир.

Рэй не стал тянуть. Достал планшет. Разблокировал. Перевёл на защищённый просмотр. На экране – фотография: спиральный узор на коже Вольфа. УФ-скан. Чёткие линии, тонкие символы, плотная внутренняя логика. Здесь, под жёлтым светом лампы Марека, он выглядел ещё чужероднее.

Марек leaned closer. И впервые за вечер перестал казаться ленивым. Его лицо собралось, глаза ожили, брови плавно сошлись.

– Где ты это взял? – тихо спросил он.

– На груди трупа, – сказал Рэй. – Биоинженер. Утонул в отстойнике. Вернее… его утонули.

Марек кивнул, но вопрос про труп, кажется, был для него вторичным.

– Покрути.

Рэй включил видеоряд. Показал несколько ракурсов. Показал фрагменты анализа. Марек даже не стал делать вид, что смотрит вполглаза. Он смотрел очень внимательно, словно пытался впитать глазами сам принцип.

– Красиво, – наконец сказал он. – Знаешь, я всегда нервничаю, когда что-то настолько красиво.

– Я тоже, – сказал Рэй. – Узнаёшь?

Марек не ответил сразу. Он выдохнул. Потёр переносицу. Провёл рукой по лицу.

– Не то чтобы “узнаю”, – сказал он. – Но это не с нуля. Это не “гений сошёл с ума в гараже”. Это… эволюционировало.

– Поясни, – попросил Рэй.

– Ты знаешь, как выглядит чёрный рынок идей? – спросил Марек, не отрывая взгляда от экрана. – Не тот, где торгуют органами, железками и обещаниями вечной молодости. А тот, где обмениваются концепциями. Полуготовыми штуками. Фантомами проектов, которые не дали довести до конца. Иногда это просто безумие. Иногда – золото. Но чаще – ни то, ни другое.

Он щёлкнул пальцами, вспоминая.

– Пару лет назад… – медленно произнёс он. – Ко мне пришли люди. Не клиенты. “Люди”. Они из тех, кто платит не деньгами, а возможностями. Принесли… кусок кожи. Не такой сложный, как этот. Гораздо грубее. Но… там уже была идея. Спиральная логика. Не визуально – структурно. Я тогда подумал: кто-то пытается засунуть вычисления в кожу. Я отказался.

Он усмехнулся.

– Да, бывает, я отказываюсь. Даже мне иногда хочется дожить до старости.

Рэй почувствовал, как внутри всё сжалось. Пазл, который стоял на половине, сделал маленький, но уверенный щелчок.

– Ты помнишь, как они это называли? – тихо спросил он.

Марек медленно кивнул.

– Да. Они называли это “mesh”. Biome-Mesh, если быть точным. Как сетчатая структура из тканей. Как сеть, которая не лежит на поверхности – а встроена. Они говорили про адаптацию, про связь, про “следующий этап интеграции человека в систему”. Звучало как рекламный ролик из ада.

Рэй наклонился ближе.

– И ты веришь, что это оно?

– Я верю, что это – не просто похоже, – сказал Марек. – Это – взрослая версия той идеи. Тот кусок, что я видел, был… как ранний прототип. У этого – завершённость. Уверенность. Словно кто-то всё это время шёл вперёд.

– У тебя остались записи? – спросил Рэй.

– У меня остаётся всё, – сказал Марек. – Особенно то, что может однажды вернуться и укусить.

Он поднялся. Подошёл к старому серверному шкафу в углу. В отличие от остального пространства, этот угол был почти аккуратным. Слишком серьёзным. Несколько автономных накопителей, закрытых в металлические блоки, кабели, тщательно уложенные. Он открыл один из ящиков, достал плоскую, тяжёлую карточку памяти и подключил к системе.

Экран напротив мигнул. Загорелся список файлов. Названия – сухие, но красноречивые.

“skin_mesh_pilot_a.log”

“mesh_notes_personal.mrk”

“unverified_rumors_bionet.chat”

Марек усмехнулся.

– Да, да, я знаю. Слишком драматично. Но в ту ночь я был настроен на поэзию.

Он открыл первый файл.

– фрагмент / skin_mesh_pilot_a.log

Образец № 3. Ткань демонстрирует склонность к структурированию при подаче комбинированного стимула (электро-химический). Формируется устойчивый рисунок. Функция неочевидна. Подозрение: не хранение, а трансформация сигнала.

Дальше – заметки Марека. Неофициальные. С его комментариями и матом, который он иногда заменял сухим “да пошло оно”.

– Тогда я подумал: ладно, очередная сумасшедшая идея от людей, которые хотят контролировать организм на микроуровне. Мы такое видим каждый год, – сказал он. – Но потом…

Он кликнул второй файл.

– заметка / mesh_notes_personal.mrk

Если это работает, кожа перестаёт быть просто оболочкой. Она – порт. Она – интерфейс. И, если честно, я не уверен, хочу ли я жить в мире, где у людей на коже есть порты, к которым можно подключаться не прибором, а… чем-то другим.

Рэй почувствовал странное, неприятное чувство признания. Лея говорила похожими словами. Только у неё – научная осторожность. У Марека – циничная ясность.

– И третье, – сказал Марек. – Это тебе понравится меньше всего.

Он открыл чат. Сырые переписки с разных подпольных форумов, зашифрованных каналов, закрытых обсуждений. Там редко писали реальные имена. Только ники. Только маски. Но иногда под масками было больше честности, чем в официальных отчётах.

“Слышал? Биомеши не просто интерфейсы. Они – сеть.

Сеть чего?

Того, что растёт. Пока есть тела.

Сказки.

Да? Тогда объясни, почему паттерн повторяется в разных местах.

Потому что люди любят одни и те же ошибки.

Или потому что кто-то их координирует.”

– Это тогда казалось паранойей, – сказал Марек. – Но паранойя – это иногда просто ранняя стадия понимания.

Рэй молчал. Здесь не требовались быстрые реплики. Здесь требовалось – впитывать.

– Марек, – сказал он, – скажи честно. Ты слышал тогда слово “Биосеть”?

Марек хмыкнул.

– Не просто слышал. Я слышал его слишком часто, чтобы оно не начало раздражать. Кто-то бросил это слово, и оно… прилипло. Bioweb, Biogrid, Bioset… они играли с терминами, как дети с палками. Но суть оставалась: идея, что где-то там формируется живая сеть. Не цифровая. Не полностью биологическая. Что-то между. Она не принадлежит никому. Она растёт. Она учится. И ей нужны тела.

Он посмотрел на Рэя внимательно.

– Я тогда посмеялся. И сделал резервную копию файлов.

– И правильно сделал, – сказал Рэй тихо.

Марек выключил экран. В комнате снова остался только жёлтый свет и мягкое гудение машин.

– Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, что это просто слухи. Что это всё – городская мифология, подпольный фольклор, способ объяснить себе ужасы, которые мы сами сотворили с телами. Хочешь?

– Хочу, – честно сказал Рэй. – Но не верю, что ты это скажешь.

– Не скажу, – подтвердил Марек. – Потому что сейчас это… – он кивнул в сторону планшета Рэя, – …выглядит не как миф, а как реализация проекта, который давно искал себе форму.

На мгновение они оба замолчали. Даже вентилятор будто стал тише.

Где-то в зале кто-то болезненно всхлипнул. Хирургический инструмент лязгнул о металл. Клиника продолжала свою обычную жизнь – человеческую, примитивную, физиологическую. А тут, в комнате Марека, разговор шёл о чём-то, что могло изменить не только чьи-то тела, но и сам принцип того, что считается “человеком”.

Рэй поймал себя на том, что медленно, почти незаметно, сжимает и разжимает пальцы. Кожа отвечала слабым, назойливым зудом. Как если бы кто-то очень вежливо, но настойчиво, стучал в дверь изнутри.