– Тихо, – сказала Лея не ему, а, кажется, системе. – Только посмотри. Не трогай.

Она запустила сканирование с многоволновым воздействием. Несколько тонких лучей прошли над фрагментом кожи, как почти невидимые гребни света, и на боковом экране начали рождаться графики и карты активности. На первый взгляд – просто набор линий и цифр. На второй – история.

– Хорошо, – пробормотала она. – Уже лучше, чем я боялась.

– В том смысле, что он не начал петь и пытаться убежать? – спросил Рэй.

– В том смысле, что это – стабильно, – сказала Лея. – Я бы даже назвала это… упрямо стабильно. Он не “плывёт”, не деградирует, не пытается адаптироваться к стимулу прямо сейчас. Это значит, что его состояние – не случайная фаза. Это – целевое состояние.

– Намерение, – тихо сказал Рэй, вспомнив собственное слово.

– Не говори это при мне слишком часто, – отозвалась она. – У меня хватает проблем без разговоров о намерениях тканей.

Она увеличила одну из карт. Там, где обычная кожа под воздействием светового импульса просто слегка изменяла показатели, эта структура отвечала иначе – не просто одним откликом, а последовательностью, похожей на отклик системы, которая сначала слушает, затем проверяет входящий сигнал, затем… что-то решает.

– Это… – начал Рэй.

– Да, – сказала Лея. – Похоже на обработку. Очень примитивную, по сравнению с тем, что ты называешь “компьютером”. Но всё равно… обработку.

Она сделала вдох, потом выдох – чуть медленнее, чем обычно. На мгновение в ней проскочило то, что редко кто видел: тонкая трещина в уверенности. Не страх – тревога ума, столкнувшегося с чем-то, что не вписывается в аккуратные полочки.

– Ладно, – сказала она. – Это всё ещё гипотеза, но достаточно крепкая, чтобы её произнести вслух. Эта структура не просто хранит информацию. Она… исполняет её.

Слово «исполняет» прозвучало в тишине лаборатории чуть громче, чем надо. Рэй почувствовал, как воздух стал плотнее. Или это просто его внутренние ощущения снова полезли наружу.

– Объясни, – спокойно попросил он. – Без конференционного пафоса.

– Хорошо, – сказала Лея и говорила уже так, как говорит учёный, который разговаривает по-честному, а не для отчёта. – Представь, что кожа – не просто барьер. Не просто поверхность для сенсоров. Представь, что в её структуру встроена программа. Живая программа. Она не “выполняется” так, как код в машине. Она – распаковывается во время существования ткани. Она реагирует, интерпретирует сигналы, а затем… меняет параметры самой кожи или того, с чем кожа связана.

– То есть это могло менять его тело? – спросил Рэй.

– Теоретически, да, – сказала Лея. – Вопрос – как и насколько. Это может быть что-то простое: усиленная регенерация, странная анестезия, изменение чувствительности. Может – нечто куда более сложное: участие в обмене веществ, связи с нервной системой, управление локальными процессами. Если… – она поставила пальцем невидимую точку в воздухе, – …если это вплетено не только в эпидермис.

– Но ты говорила – захват нервных окончаний.

– Да, – кивнула она. – Если структура взаимодействует с нейронами… – она на секунду замолчала, – …мы смотрим на орган.

Она сама удивилась этому слову. Рэй – тоже. Оно слишком жирное для одного фрагмента кожи в кассете. Но это было честно.

– Орган? – переспросил он.

– Да, – тихо сказала Лея. – Не по форме, не по объёму. По функции. Это как если бы кто-то вырастил на коже дополнительный маленький мозг. Не самостоятельный, не для мышления – для обработки. Для связи. Для… интеграции.

Рэй хмыкнул.

– Отлично. У меня мало проблем, так что давай добавим к ним “кожа, которая думает”.

– Она не думает, – сказала Лея. – Она… играет по правилам, которые кто-то записал в неё заранее. И… – она задумчиво посмотрела на экран, – …иначе быть не может. Так просто ничего подобного не вырастает. Это не эволюция. Это – конструктор.

– служебный фрагмент / внутренний лог лаборатории L.H.

Аномалия: структура эпидермиса демонстрирует признаки вычислительного поведения.

Обнаружено: реакция на многоуровневый стимул носит характер последовательной обработки, а не мгновенного ответа.

Вывод (промежуточный): “исполняемость” – возможна. Требуется проверка, исключить артефакт измерений.

Рэй смотрел на экран и чувствовал, как его внутренний рациональный голос пытается удержать всё это в пределах слов “возможно”, “при определённых условиях”, “не подтверждено окончательно”. Но тело реагировало без слов.

Зуд стал другим – не просто раздражением, а тихим, тянущим вниманием. Как будто его кожа говорила: “да, это – про нас”.

– Ты бледнеешь, – сказала Лея, мельком глянув на него.

– Это мой способ оставаться в теме, – буркнул он.

– Сядь, – спокойно сказала она. – Ты мне нужен в сознании. Без драм.

Он сел. Вдохнул. Выдохнул. Влажный воздух лаборатории, пропитанный чуть сладким запахом культур, был странно успокаивающим. Как будто здесь даже тревога проходила стерилизацию.

– Ты понимаешь, – сказала Лея уже тише, – насколько это опасно?

– В общих чертах, да, – сказал Рэй. – Но я думаю, ты сейчас обрисуешь это красивее.

– Опасно не только потому, что кто-то способен переписать кожу, – продолжила она. – Опасно потому, что эта штука не выглядит как эксперимент, который вышел из-под контроля и умер вместе с носителем. Она… – она посмотрела на графики, где линии пульсировали в ровном, уверенном ритме, – …выглядит как часть системы, которая продолжает работать, даже если носителя больше нет.

Он вспомнил сообщения Гассера. Теплостойкая стабильность. Электрический шум. Лёгкий ритм, как стук пальцев по стеклу.

– Часть системы, – повторил он.

– Да, – сказала она. – И вот здесь мне начинает по-настоящему не нравиться всё, что я думаю дальше.

– Скажи, – спокойно сказал Рэй. – Я для этого и пришёл.

Лея повернулась к нему. Взгляд у неё был резкий, прямой, как скальпель.

– Ты слышал слухи, – сказала она. – Мы все слышали. Про “живую сеть”. Про “организм города”. Про систему, которая растёт не в проводах, а в людях. Я обычно смеюсь с этого. Или раздражаюсь. Потому что большинство этих историй – смесь техно-мистики, городской паранойи и желания людей объяснить свою жизнь чем-то сложнее, чем “нам просто не повезло”.

– Но? – мягко подтолкнул Рэй.

– Но, – сказала она и кивнула на фрагмент кожи, – если кто-то сознательно создаёт структуры, способные исполнять код внутри тела; если эти структуры стабилизированы; если они могут взаимодействовать с нервной системой… это уже не безумие. Это – архитектура сети. Не цифровой. Биологической.

Она замолчала. В лаборатории на секунду стало особенно тихо. Даже приборы будто притихли, уступая место словам.

Рэй не удивился. Его мозг уже был рядом с этой мыслью. Но услышать её вслух, из уст человека, который ненавидит необоснованные концепции, было… как удар по льду, под которым и так слышишь течь.

– Ты думаешь, это связано с Биосетью, – сказал он.

– Я думаю, – осторожно сказала Лея, – что если Биосеть существует не только как метафора, то именно так она могла бы выглядеть на уровне одного тела. Как узел. Как интерфейс. Как точка подключения чего-то большего к человеческой физиологии.

Она развела руками, словно сдаваясь своему же выводу.

– Я ненавижу, что говорю это. Но я вижу достаточно, чтобы перестать отмахиваться.

Рэй кивнул. Его внутренний конфликт, казалось, даже обрадовался: вот оно. Подтверждение. Риск стал очевиднее – и, как ни странно, от этого стало легче. Хуже всего – неизвестность без формы. Когда зло имеет хотя бы контуры – с ним проще разговаривать.

– Ты можешь узнать больше? – спросил он.

– Могу попытаться, – сказала она. – Но мне нужно больше времени и… – она посмотрела на фрагмент кожи, – …честно? Больше материала. Не в смысле “больше трупов”, – она бросила на него жёсткий взгляд, – а в смысле большего понимания, как эта структура ведёт себя в живом организме. Сейчас у меня только мёртвый фрагмент, который всё ещё живёт своей чужой логикой.

– С живыми я пока не готов, – сказал Рэй. – И очень надеюсь, что не придётся.

Он в это не верил. Но произносить противоположное вслух было бы почти кощунством.

Лея внезапно смягчилась. Она подошла ближе. Не к нему – к экрану. Но голос стал тише.

– И ещё… – сказала она. – Если это действительно исполняемый код, то у него должна быть цель. Код без цели – мусор. А это слишком тщательно, чтобы быть мусором.

– У любой цели есть автор, – сказал Рэй.

– Да, – кивнула она. – И кто бы это ни был – он либо гений без этики, либо безумец с дисциплиной. И оба мне не нравятся.

Она выключила часть панелей, оставив один, медленно пульсирующий график. Рэй глянул на него – и его пробрало. Ритм. Почти сердечный. Только не человеческий.

– Я подключу закрытый сервер, – сказала Лея. – У меня есть библиотека чёрных кейсов и экспериментальных протоколов, которые официально не существуют. Может, найду отголоски. Если эта штука – кто-то уже с ней играл. В нашем мире редко бывает настоящее “впервые”. Чаще – “впервые попались”.

– Ты уверена, что хочешь копаться в этом? – спросил он. – Без красивых слов: это может быть… слишком большим.

Она усмехнулась.

– Ты пришёл ко мне в лабораторию, где я выращиваю печень на чипе, переписываю бактерии, чтобы они ели углекислоту, и периодически спорю с корпорациями о цене человеческого тела. И спрашиваешь – уверена ли я? – она качнула головой. – Я не религиозная, Рэй. Но у меня есть слабость: я ненавижу, когда кто-то лезет в человеческое тело без понимания последствий. Если там что-то растёт – я хочу знать, что именно. Хотя бы чтобы понимать, от чего мы все умрём.

– Успокоила, – сказал он.

– Я стараюсь, – ответила она.

Они на секунду просто молчали. Каждое – со своими мыслями. Он – с делом, которое уже перестало быть просто делом. Она – с объектом, который был слишком интересным, чтобы его отпустить, и слишком опасным, чтобы к нему привыкнуть.

Рэй поймал себя на странной мысли: ему легче дышится здесь, чем в отделе. Может быть потому, что здесь страх не маскируют под бюрократию. Здесь с ним работают честно.

– Лея, – сказал он тихо. – Есть ещё один момент.

– Конечно, – она чуть повернула голову.

– Когда я был в отстойнике… – он замолчал, подбирая слова. Он ненавидел говорить о себе в таких вещах. – …мне показалось, что кожа… откликнулась. Моя.

Она не удивилась. Только внимательно посмотрела.

– Физически? Психосоматически? Или… – она осторожно оставила предложение открытым.

– Я не знаю, – честно сказал он. – Это было как… зуд. Но не просто раздражение. Ощущение… связи. Не мистической. Не “я слышу голос”. Просто… как будто кто-то провёл по нервам, не дотронувшись.

Лея долго молчала.

– Это может быть совпадением, – сказала она наконец. – Психофизиологическая реакция на вид. На ситуацию. На то, что ты уже внутренне понял, даже если ещё не признался себе.

Пауза.

– А может – нет.

– Прекрасно, – сказал он. – Два варианта, оба – неутешительные.

– Я пока не сделаю из этого вывод, – сказала она. – Но если это повторится – скажи мне. Сразу. Не геройствуй.

Он кивнул. Не факт, что он послушает, но она имела право сказать.

– Хорошо, – сказала Лея, как будто поставив точку на текущем этапе. – На сегодня достаточно открытий. Я сохраню данные, запущу ещё пару последовательностей в автономном режиме. И… – она посмотрела на него серьёзно, – Рэй, будь аккуратен. Если это действительно часть чего-то большего, то тот, кто это сделал, не захочет, чтобы мы понимали слишком много.

– Слишком поздно, – тихо сказал он. – Я уже начал.

Она улыбнулась – коротко, чуть грустно.

– Вот поэтому ты и работаешь там, где работаешь.