Джеймс (страница 4)
Какое-то время мы шагали молча. Я понимал, что молчание затянулось, но разговаривать не хотелось. Я пнул камешек.
– Что тебя так беспокоит? – спросил Люк.
– Ничего, – ответил я.
– Ты переживаешь из-за дров, которые спрятал под крыльцом?
– Ты их видел?
– Видел.
– Нет, из-за дров я не переживаю.
– Ты переживаешь из-за этого мальчишки, – сказал Люк. Я посмотрел на него, и он добавил: – Из-за Гека. Из-за этого мальчишки, Гека.
– Да, отец у него пьянчуга и вечно его донимает.
– Тебе-то какая печаль? Это белых дела.
Я кивнул.
– Но Гек еще ребенок.
– Да, свободный ребенок. – Люк указал на меня. – Есть в этом мальчике что-то такое. И в нем, и в тебе.
– У него куча неприятностей, – сказал я. – Как ни печально, но я пока еще раб и ничем не могу ему помочь.
Глава 4
Погода оставалась холодной не по сезону, и я начал подворовывать дрова не только для Эйприл с Коттоном, но и для своего семейства и еще кое-кого. Я безумно тревожился, что дров хватятся, и однажды воскресным днем страх мой сбылся. Ко мне подошла Сэди.
– Что случилось? – спросил я.
Она выглянула из двери хижины, посмотрела на нашу девятилетнюю дочь, потом на меня.
– Что ты намерен делать? – спросила Сэди.
– Ты о чем?
– Я слышала, как мисс Уотсон разговаривала с судьей Тэтчером.
– Да?
Сэди шмыгнула носом.
Я обнял ее.
– Успокойся.
То, что она сообщила мне, захватило меня врасплох.
– Мисс Уотсон сказала судье Тэтчеру, что собирается продать тебя одному человеку из Нового Орлеана, – проговорила Сэди.
– Что это значит? – спросила Лиззи. – Папа, что это значит?
Я подошел к двери, выглянул на улицу.
– Джим, – позвала меня Сэди.
– Папа!
– Она сказала, нас всех или только меня? – уточнил я.
– Только тебя, Джим, – воскликнула Сэди. – Что нам делать? Нас разлучат, и мы не узнаем, где ты.
– Что? – выдохнула Лиззи.
– Не разлучат, – сказал я, схватил большой лоскут ткани, разложил на полу.
– Что ты делаешь? – спросила Сэди.
Я положил на лоскут хлеб и сушеное мясо, завернул в узел.
– Никто меня не продаст, если меня не будет.
– Бежать нельзя, – сказала Сэди. – Ты же знаешь, что делают с беглыми.
– Я спрячусь. Я спрячусь на острове Джексона. Все подумают, что я убежал на север, а я буду тут. А потом что-нибудь придумаю.
– Так нельзя. Тебя непременно найдут. И поступят с тобой как с беглым. Может быть, тебя даже… – Она осеклась.
– Даже что? – спросила Лиззи.
– Все равно я побуду там, пока не решу, что делать. – Я опустился на одно колено, посмотрел на Лиззи и крепко обнял ее. – Все будет хорошо. Слышишь, детонька?
Лиззи расплакалась.
Я выпрямился, поцеловал Сэди.
– Не говори никому, куда я подался. Даже Люку не говори.
– Ладно.
– Ты слышала, Лиззи? – спросил я.
– Да, папа.
Я направился к двери.
– Папа!
– Все в порядке, маленькая. – Сэди положила руку мне на плечо. Я поцеловал ее. – Я за вами вернусь.
Попрощавшись с домашними, я улизнул в лес. Наверное, глупо было пытаться скрыться среди бела дня, но я не знал, когда за мною придут. Я шагал не спеша. Бегать рабу нельзя, если, конечно, он не бежит. Никем не замеченный, я миновал задний двор вдовы Дуглас и по косогору спустился к реке. Устроился там, на подмытом берегу, и стал ждать. Днем на воду нечего и соваться. Слишком много паромов, прогулочных пароходов, рыбаков у реки. Мною владел столько же страх, сколько и злость, но что делать рабу со злостью? Друг на друга мы можем злиться сколько угодно: все мы люди. Но истинная причина злости остается неназванной: эту злость мы вынуждены глотать, подавлять в себе. Нашу семью собрались разлучить, а меня отправить в Новый Орлеан, где я буду еще дальше от свободы и, скорее всего, никогда уже не увижу родных.