Иранская турбулентность (страница 7)

Страница 7

Маневрируя между мопедами и автомобилями, Фардин даже ощутил запах тины болотистого озера, словно наполнивший салон «Пейкана» и вытеснивший запах гари, бензина и уличной еды.

Глава вторая
Венесуэльское хоропо

[Хоропо – национальный венесуэльский танец]

Фардин стоял около лотка с фруктами, пытаясь разглядеть улицу в пыльной витрине позади смуглого продавца в шлепанцах на босу ногу. Продавец скалил белоснежные зубы и пытался говорить по-английски. Изнутри к стеклу витрины был приклеен выцветший плакат с Уго Чавесом. Покойный президент смотрел с укором за спину Фардина на следившего за ним мужчину в кепке и солнцезащитных очках.

Вчера был другой, в соломенной драной шляпе. Сомнительная маскировка и всего по одному наблюдателю, без подстраховки, подтверждали гипотезу Фардина о том, что, если за ним и станут приглядывать в Венесуэле, то задействуют местную наемную силу. Значит, не возлагают на слежку большие надежды. Однако она была навязчивой, началась еще в аэропорту Симона Боливара и продолжалась вторые сутки.

Несколько раз, гуляя по городу, смущаясь от непривычного вида полураздетых женщин, Фардин проходил мимо кафе, где ему назначили встречу со связным.

Впереди еще несколько дней отпуска, и он рассчитывал, что либо топтун устанет, да и убедится в безобидности объекта, либо связной, увидев блуждающего по улице Фардина с бесплатным и назойливым приложением, проявит инициативу и найдет возможность предложить вариант и обоюдоудобные безопасные условия для осуществления контакта.

Наконец, Фардин решился и зашел внутрь Caffe de Mokambo на площади Кастеллана. Не глядя по сторонам, он заказал сок из маракужи и уселся на барный стул около окна и деревянной кадки с пальмой.

Над столом покачивалась от сквозняка медная лампа, отражающая свет из больших, до пола, окон. Над стеклянной витриной с тортами висел ряд черных досок с меню, исписанных разноцветными мелками, а еще выше, на своеобразной галерее, стояли в красных деревянных шкафах батареи бутылок.

Фардин взял еще сырный бургер, выяснив у продавца, что бургер без свинины. Стоил он недешево – говядину в Венесуэлу возят из Бразилии.

Перед тем как зайти в кафе, Фардин купил пачку сигарет за двадцать боливаров. И теперь прикидывал, сколько это в пересчете на риалы. Получалось почти восемьдесят пять тысяч. За эти деньги он мог купить в Тегеране восемь пачек дешевых «Zica» и осознание этого его нервировало.

Связной выглядел как рядовой латиноамериканец. Невысокий, худощавый, смуглый, кареглазый. В темно-синей джинсовой рубашке с коротким рукавом и серых мятых брюках, с барсеткой под мышкой. Поигрывал ключами от машины. Казалось, что он либо таксист, либо водитель персональной машины и возит какого-нибудь бизнесмена средней руки. Звали его Антонио, именно он встречался с Фардином год назад в Эквадоре и передавал информацию о родителях Фируза, вернее то, что никакой информации нет. Ни слуху, ни духу…

Антонио зашел в кафе, лениво скользнул взглядом по витрине, табличкам с меню и посетителям. Заказал что-то и с подносом двинул в направлении столика Фардина. Но иранец скомкал салфетку и с недовольным лицом слез с барного стула. Он не рискнул обменяться с Антонио даже парой слов.

Очевидно, что у иранца проблемы. И эта «проблема» в кепке, поворошив кучу мусора на обочине дороги, двинула следом за Фардином вдоль сквера со старыми деревьями, растущими прямо напротив кафе «Де Мокамбо», где сидел Антонио.

«Вот пусть теперь мозгует, как избавить меня от хвоста», – не без злорадства подумал Фардин и направился в музей «Коллекция птиц Венесуэлы» Вильяма Фелпса, чтобы получить удовольствие и заставить страдать наблюдателя.

В музее было тоскливо и душно, но не для Фардина. Он с воодушевлением рассматривал тушки птиц, лежащие в ящиках, с бирками на скрюченных смертью тонких лапках. Тушки пучеглазо смотрели в пространство белыми восковыми пробками вместо глаз. Вдоль стен тянулись металлические стеллажи, уставленные банками, в которых плавали препараты, вызывавшие тошноту у тащившегося следом хвоста. Он наверняка был проинструктирован нанимателями, что особенно в музеях надо держать ухо востро и не упустить ни одного движения объекта. Любят встречаться разведчики со связными в культурных учреждениях.

Трупики попугаев ара лежали в ящиках навытяжку, как павшие в неравном бою с пытливыми орнитологами гренадеры в красных мундирах. Ящики с птицами выдвигались из металлических боксов, занимавших стены от пола до потолка и напоминавших морг. Здесь хранились и гнезда в пластиковых коробках. Эта частная коллекция конца девятнадцатого века считалась одной из лучших и ценных в мире. Фардин фотографировал все, в надежде похвастаться перед коллегами в Тегеране.

Когда самолет Тегеран – Каракас взлетел, Фардину начало казаться, что не все так уж критично, а уж тем более – не фатально.

А убедившись, что за ним следит не профи, он понадеялся на положительный исход. Значит Камран проверяет проформы ради. На дурачка. Вдруг недалекий доктор Фардин побежит на встречу, скажем, с американцами. Если Камран в чем-то и станет подозревать, только в том, что Фардин чей-нибудь агент, но никак не офицер нелегальной разведки.

В прошлый раз Антонио сообщил, что Фардину, уехавшему из СССР лейтенантом, присвоили звание полковника. Это ему польстило, но помнил Фардин про свой статус недолго. Воинское звание никак не овеществлялось, а вот доктором он себя ощущал. Вот и сейчас, в музее, быстро нашел общий язык с испаноговорящими сотрудниками, обслуживающими коллекцию. Он знал латынь. На смеси английского и мертвого языка расспрашивал и выражал глубокое почтение ученым коллегам-подвижникам.

Уже вечером к Фардину в номер зашел портье, слегка смущенный.

– Сеньор, принес для вас книгу. – Он протянул завернутый в серую оберточную бумагу твердый сверток.

Фардин в самом деле заходил сегодня в книжный магазин и хотел купить латинско-английский словарь, но пожалел денег. Сейчас он смекнул, что не стоит отнекиваться, и забрал увесистую книгу. Пришлось давать чаевые.

Фардин не сомневался, видеоаппаратуру в номер не устанавливали. Он тщательно проверял. Поэтому, не таясь, развернул сверток. Покрутил в руках книгу на испанском. Какой-то любовный роман.

Записку он отыскал под обложкой, и через минуту сжег ее, с трудом разобрав смутно знакомый почерк на английском.

* * *

Утром из номера иранца позвонили администратору гостиницы. Тот выслушал и пообещал:

– Хорошо, сеньор. Я сейчас же вызову вам доктора.

– Чего там? – спросил скучающий помощник портье. – Тот самый жадный араб?

– Он иранец, – улыбнулся администратор-креол, отыскивая в толстом телефонном справочнике номер доктора, которого обычно вызывал постояльцам, чаще всего, когда те страдали от похмелья. – Похоже, у него малярия. «Везунчик».

– Еще не хватало заболеть, – поежился помощник и, поглядев на нишу, где стояла фигурка Девы Марии, перекрестился. – У меня была в прошлом году.

– А я тебе говорил, не переливай цветы. Разведутся комары.

Через час прибыл медлительный, сонный седой доктор Пенья. Ему хватило одного взгляда на иностранца, сидящего на кровати, закутавшись в одеяло, чтобы понять, что у того малярия.

– Озноб? Тошнота?

– Да, – кивнул иностранец. – И голова раскалывается.

– Рвало? – доктор Пенья знаком предложил пациенту лечь и попытался нащупать селезенку, а затем и печень.

– Пока нет.

Доктору Пенье не показалось, что селезенка увеличена, однако он не придал этому значения.

– Сколько дней вы в Каракасе?

– Три.

Врач поправил очки задумчиво, покопался в спортивной сумке, с которой пришел, и достал лекарство «Malarone».

– У вас в стране малярия есть? – уточнил он. – Чтобы проявились симптомы, должно пройти десять-пятнадцать дней после укуса малярийного комара. Возможно, вы заразились еще на родине. Хотя бывает иногда и раньше. Но не через три дня.

– У меня малярия? – иностранца била крупная дрожь.

– Пропьете «Маларон» четыре дня по четыре таблетки и поправитесь, – утешил доктор Пенья. – Кровь сдавать не имеет смысла. Плазмодии она покажет, когда их будет слишком много. Советую не выпивать пока лечитесь.

– Вообще-то я мусульманин, – возмутился иностранец.

– Не вижу противоречий, – пожал плечами доктор. – Имейте в виду, алкоголь снижает действие препарата. Вот счет за мой визит.

Вместе с блистером лекарства он протянул написанный от руки квиток, чем еще больше расстроил болезного иностранца.

– Можно выходить на улицу? – закашлявшись, пациент протянул деньги доктору.

– Все зависит от вашего самочувствия. А выходить, конечно, можно.

Больной поежился и осмотрительно заключил:

– Вряд ли захочется.

– Ну как он там, доктор? – поинтересовался портье, когда врач вернулся от пациента.

–Plasmodium falciparum [Plasmodium falciparum (лат.)– вид простейших паразитов, вызывающих малярию у людей], – доктор обвел взглядом холл. На диванчике у кадки с фикусом сидел парень в синей кепке и читал газету. – Поаккуратнее поливайте, – посоветовал доктор Пенья. – Следите, чтобы в поддонах вода не скапливалась. Хотя заразился он, по-видимому, еще на родине. Откуда он там родом? Из Ирака или Марокко? Эти арабы все на одно лицо.

– Он из Ирана, – уточнил портье. – Может, там тоже арабы живут?

– Иранцы – персы, – пояснил более образованный доктор. – В любом случае, кем бы он ни был, дня на три-четыре выйдет из строя. Лежит с температурой.

Словно в подтверждение его слов больной постоялец позвонил на ресепшн и попросил его не беспокоить до ужина.

– Горничных, видите ли, к нему не посылайте, – с ухмылкой проворчал портье, повесив телефонную трубку на аппарат. – Да Лурдиту лишний раз и не заставишь по номерам с тряпкой пройтись. У нее теперь праздник…

* * *

Фардин хорошо ориентировался в незнакомой обстановке. Без труда нашел нужный девятиэтажный дом в тихом районе Каракаса с небольшим садом, разбитым полукругом около выхода. К подъезду вел широкий пандус, обрамленный бетонными бордюрами, с которых свисали легковесные ветви аспарагусов и колючие щупальца алоэ. Тут же на бордюре стояли несколько жестяных банок из-под сухого молока. Местные видимо использовали их вместо леек.

Впервые Фардин чувствовал себя свободным в Каракасе. В спину не дышал наблюдатель. Он так и остался сидеть в вестибюле гостиницы, когда Фардин вышел из номера, воспользовавшись служебным выходом.

Чем хорош был этот двухзвездный отель – никакой охраны, камер видеонаблюдения… Ленивый, но приветливый персонал, который мог вежливо поздороваться, но вряд ли запоминал постояльцев в лицо.

Все же Фардин надел очки с простыми стеклами, черную кепку и стал практически неузнаваем, сливаясь с местными благодаря смуглой коже и счастливому для разведчика свойству – он обладал неброской, незапоминающейся внешностью. Разве что темно-серые глаза – не такая уж редкость для перса, но все же слишком яркие для южанина.

Он позвонил по домофону, с удивлением не встретив по дороге никаких жильцов дома – ни детей, ни мамаш с колясками.

– Мне необходим сеньор Варгас.

Именно так – «необходим» было написано в инструкции, полученной Фардином в книге.

– Седьмой этаж, квартира двадцать три, из лифта направо, – отозвался знакомый мужской голос.

– А меня предупреждали, что налево, – согласно инструкции «засомневался» Фардин, ломая голову, кто же ожидает его на конспиративной квартире.

– Простите. Все правильно, налево. Поднимайтесь.

Пискнуло запирающее устройство.

Пустой холл без почтовых ящиков, чистота, зелено-белая «шахматная» плитка на полу – все это навело на мысль, что здание используют под офисы.